Таиф Аджба пропал без вести 9 октября 1992 года после того, как его увезли из дома грузинские гвардейцы.
Sputnik
Поэт из Ачандары
Окончив в родном селе Ачандара Гудаутского района школу и пройдя службу в армии, Таиф Аджба в 1962 году поступает на филологический факультет Сухумского педагогического института. Он оказывается в центре творческой жизни страны, в кругу творческой интеллигенции советской Абхазии. В это время в периодической печати впервые появляются его стихи, позже вошедшие в его первый поэтический сборник.
После учебы Таиф Аджба стал редактором в издательстве "Алашара", работал литературным консультантом в Союзе писателей Абхазии. А возвращаясь домой после работы, он посвящал себя своему истинному призванию – поэзии. Писал от руки, но чаще за печатной машинкой, наедине с собой и своими мыслями. Как и у многих творческих людей, если не сказать у всех, у Таифа Аджба было правило – не беспокоить его, если он за работой.
"Здесь был кабинет отца, уставленный книгами, за этим рабочим столом он сидел над пишущей машинкой. Дети знали, если он работает, входить к нему и отвлекать строго настрого запрещалось. Играть и шуметь было можно, но строго на своей территории", — поделился воспоминаниями об отце сын поэта Алиас Аджба.
В 1983-1985 годах он уехал в Москву учиться на высших литературных курсах. Это были годы знакомства и широкого общения с видными литературоведами России. В это же время издательство "Советский писатель" выпустил еще один сборник стихов Аджба под названием "Вторая жизнь".
За свою жизнь Таиф Аджба выпустил много поэтических сборников, в том числе однотомник его избранных произведений "Благословения", куда вошли лучшие стихи и поэмы разных лет. Он писал исключительно на абхазском языке, мыслил и говорил только по-абхазски, хотя великолепно знал и русский язык. Таиф Аджба всячески призывал к сохранению родного языка и искренне поражался, если абхазы не понимали и не могли говорить по-абхазски.
Его признание и успех среди коллег и читателей наиболее правдоподобно объясняет в своем "Слове о Таифе Аджба" филолог Валентин Когония. Он писал: "Продолжая традиции народной философской поэзии, в своих стихах и поэмах он воплощал живое, неповторимое чувство. Устав от громких деклараций, грубых стилизаций, читатель услышал свободную и музыкальную, истинно поэтическую речь". В этой свободе ключ к тому, что стихотворения Таифа Аджба до сих пор востребованы и любимы читателями.
Когда пушки гремят — музы молчат
"14 числа, примерно в час дня, на Сухумском вокзале я сел в электричку — решил наведаться к своим в Ачандару. Там находились Алиса и Аляс. На Ачандарском повороте услышал о начале войны. Мне не поверилось, беспочвенные слухи, — заключил я. Водитель легковой автомашины, везший меня, тоже сказал о том, что началась война. Я и ему попытался возразить, сказав: не верь всяким слухам. По прибытии в Ачандару мне тут же поведали о случившемся — о том, что по телевидению передали о начавшейся войне. Я и этому не поверил".
С этих слов начинается дневник Таифа Аджба, который он стал вести в августе рокового для всей Абхазии 1992 года. Дожить до рассвета. Эти слова, которые он часто повторял на страницах дневника, позже стали названием уже опубликованной книги.
Вероломное вторжение войск Госсовета Грузии в Абхазию оказалось для поэта неожиданным. Он отказывался верить в происходящее. И этим неверием и отрицанием пропитана вся рукопись. Таиф Аджба и его супруга Римма Когония остались в захваченном Сухуме, в своей квартире в Новом районе.
На вопрос, почему они не уехали к родным в более безопасную Ачандару, где к тому времени уже находились их дети, Римма Астамуровна объясняет, что выехать за черту города, которую занимали госсоветовцы — была задача не из легких. А после она добавила, что Таиф все-таки чувствовал, что он обязан остаться здесь, запечатлеть и записать все то, что происходило в те дни в Сухуме. Он фиксировал преступления и массовые нарушения прав человека со стороны оккупационных войск и местных грузин, которые еще вчера соседствовали с абхазами и делили с ними хлеб и соль.
Он отошел от поэзии в эти дни, поясняя, что когда гремят пушки – музы молчат.
"Сегодняшнее драматическое положение Абхазии все же когда-нибудь получит свое художественное воплощение. История остается историей, плоха она или хороша — ее надо запомнить, фиксировать", — отмечал поэт.
Новый район стал лакомым куском для мародеров. Грузинские гвардейцы грабили квартиры абхазов, в том числе друзей и соседей семьи Аджба. Забирали из домов людей, которые после бесследно исчезали. Однажды Таифу Аджба удалось попасть в Ачандару навестить детей, и через несколько дней он вернулся в оккупированный Сухум.
"Он рассказывал мне по приезде, как его пытались отговорить возвращаться в Сухум, ему так и говорили: "Ты с ума сошел, куда ты идешь?" Но он поражался и отвечал, что у него там жена и дом, и искренне не понимал, почему бы ему не вернуться. Никто не думал, что так трагично все закончится. Были столкновения и в 1989 году, но что в этот раз все так масштабно, мы не предполагали", — рассказала Римма Когония.
Невозможно перед лицом мирового сообщества уничтожить малочисленный этнос, лишив его всех прав, целиком удовлетворяя желание лишь одной грузинской стороны, считал Таиф Аджба. "Нас исподтишка не уничтожить, противостояние будет продолжаться", — сделал он запись в своем дневнике.
9 октября, пятница
Девятым октября датируется последняя запись в дневнике поэта. Как всегда сдержанно и взвешенно он писал о том, что "где-то около восьми часов появился свет, но телевидение не работало, заработало после девяти, но о нас ничего не было сказано. Уже 10 часов, пока спокойно, не слышно выстрелов. Холодно, вот-вот пойдет дождь, уже моросит". Таиф Аджба упоминает заявление Ельцина о намерении провести встречу с Шеварднадзе в море и вопрошает "надо куда-то скрыться, но куда…"
На этом дневник поэта обрывается.
Увозили Таифа Аджба среди белого дня на виду у всех соседей. На прощание он просил жену об одном — сохранить личный архив и рукопись тайного дневника, сберечь его от госсоветовцев, чтобы передать потомкам правду тех дней.
Вместе с Таифом Аджба увезли еще троих мужчин, в том числе друга семьи Джоту Амичба.
"Джота был в тапочках, когда его забирали. Я сумела прорваться к автобусу, в котором они сидели. Увидев меня, он попросил принести ему обувь. Я бегом рванула в их квартиру на пятом этаже, где уже шел обыск. Я передала его жене Нелли Хашба его просьбу. Она потом всю жизнь себя корила, что послала ему узкие туфли", — поделилась воспоминаниями Римма Астамуровна.
По не подтвержденным данным абхазский поэт Таиф Аджба был расстрелян после долгих пыток. Место его захоронения до сих пор неизвестно. Он был задержан грузинскими гвардейцами исключительно на основании своего этнического происхождения. Его увезли в неизвестном направлении, и неизвестно, было ли выдвинуто против него одно или несколько уголовных обвинений.
По предположениям одного неофициального источника, его освободили примерно через шесть недель после задержания, однако впоследствии Международная Амнистия не получила подтверждений этого предположения, как не получила и других известий о местонахождении Аджба.
Долгие месяцы Римма Когония и Нелли Хашба обивали пороги милицейских участков и военкомата, пытаясь разузнать о судьбе своих мужей.
"Я ходила и в так называемый Комитет Спасения к Лорику Маршания. Он располагался в здании Совмина. Помню, Маршания ругался, что Ардзинба начал строить дом с крыши, и мы при этом его поддерживаем. А потом он ответил, что не знает того, кого я ищу", — рассказала Римма Астамуровна.
Она покинула Сухум только в апреле. Получила письмо от дочери, которое передал ей один из парламентеров, участников переговоров. Девочка просила мать оставить тщетные поиски и приехать в Ачандару.
В одном из своих стихотворений Таиф Аджба сравнивал себя с морем, беспокойным, волнующимся, не умещающимся в своем пространстве, которое хоть и могло ночью устать и притихнуть, но утром, набравшись сил и позабыв об усталости, снова бы начало свою борьбу. И кто знает, сколько б длилась его борьба, погоня за вдохновением и непрерывные творческие поиски, если б он не ушел преждевременно. Кто знает, какой сегодня была бы абхазская поэзия, если б он дожил до рассвета.