Но беспрецедентность этого события не в том, что столь высокопоставленные чиновники не сводили счеты с жизнью с августа 1991-го, когда после провала ГКЧП покончил с собой министр внутренних дел СССР Пуго, а в том, что поступок Старовойта свидетельствует о новом этапе в процессе восстановления понятий о чести, ответственности, служении государству и народу, об институте репутации, пишет Петр Акопов для РИА Новости.
Самоубийство — страшный грех, но для 53-летнего отца двух дочерей оно показалось более приемлемым, чем дальнейшая жизнь. Старовойт не был смертельно болен, у него не было проблем в личной жизни (по крайней мере, об этом ничего не известно), но он стал фигурантом расследования хищений при строительстве оборонительных фортификационных сооружений в Курской области, которую он возглавлял до мая прошлого года, после чего вернулся в Минтранс, где раньше работал замминистра, но уже на должность главы ведомства.
Через три месяца после переезда Старовойта в столицу в Курскую область вторглись ВСУ — и оказалось, что далеко не все из того, о чем рапортовали еще в 2022-2023-м, построено. В апреле уже этого года был снят и вскоре арестован преемник Старовойта, его бывший заместитель — и понятно было, что в показаниях не может не фигурировать фамилия министра.
Шла ли речь о хищениях, халатности или нецелевом расходовании средств — примерная оценка доходит до миллиарда рублей — уже непринципиально: оккупация стоила жизни сотням человек в Курской области, а ее освобождение заняло несколько месяцев напряженных боев. Понятно, что в неготовности региона к отторжению агрессии виноваты и военные структуры, но Старовойт как высшее должностное лицо региона в любом случае несет свою долю ответственности.
Какую именно? На этот вопрос должен был бы ответить суд — с ним в качестве свидетеля или обвиняемого. Далеко не факт, что у Старовойта точно был умысел по хищению денег, выделенных на строительство укреплений, — достаточно было и закрытия глаз на нечистоплотность, некомпетентность, а то и воровство подчиненных, даже банального очковтирательства, то есть выдавания мифических работ за реально выполненные. В любом случае в военное время ответственность всех чиновников повышается, а уж воровство из бюджета (тем более в сфере ВПК, защиты населения и территорий) и вовсе может быть приравнено к измене Родине. Недавние приговоры высокопоставленным руководителям Минобороны, включая Тимура Иванова, подтверждают безальтернативность курса на ужесточение спроса и наказания за подобные преступления.
Старовойт не мог знать (вопреки всем нынешним спекуляциям) о своей дальнейшей судьбе — вполне вероятно, что его статус мог быть переквалифицирован из свидетелей в подозреваемые, а потом и обвиняемые, но в любом случае это не было стопроцентно предопределено. Освобождение от должности министра предсказывалось уже несколько месяцев, но было произведено без формулировки "в связи с утратой доверия", которая часто используется (пусть и в отношении губернаторов) в случае наличия убедительных свидетельств вероятного уголовного преступления. Старовойта сняли без позора, но он не захотел проверять, насколько высока его вероятность в будущем.
Двигало ли им в большей степени чувство вины за сделанное (если он был замешан в хищениях) или же за несделанное (провал подготовки оборонительных сооружений в области), мы уже никогда не узнаем. Но хочется верить, что Роман Старовойт испугался не суда, приговора и заключения, а публичного позора, его накрыло чувство вины за то, что подвел, обманул доверие и своих земляков, и президента. И больше не может смотреть им в глаза — даже из-за решетки камеры в зале суда.
Понятие чести и чувство ответственности в конечном итоге оказались в нем сильнее жажды жизни и веры в возможность искупить грехи. Он сам вынес себе приговор и привел его в исполнение.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции.