Моя колонка ностальгическая, про футбол и даже больше, чем про футбол.
Хоть и прошло совсем немного времени с тех пор, когда весь стадион и страна замирали в едином порыве отчаянья, надежды и ликования в финале чемпионата мира непризнанных. Такого единения не было давно, пожалуй, с августа 2008 года, а еще раньше до этого, с сентября 1993-го. По этому единству все соскучились, и давно накопленное чувство просто не знало, в чем себя проявить. Выборы и президентов, и в Парламент, и даже в местные органы все эти годы делили нас на победивших и проигравших.
Граница противостояния проходила и между однофамильцами, и между друзьями, и даже по домашнему паркету. Это не к тому, что надо отменить выборы как форму размежевания общества, а изменить подход к этому процессу и тем самым изменить политическую культуру в Абхазии. Это идеалистично, кто-то скажет, но я на это отвечу, что альтернативы этому нет. Вернее, альтернатива — это стремительная стагнация и исчезновение страны с карты мира, даже в тех странах, что нас признали.
В процессе размежевания мы постоянно прогрессируем, то есть уже выстраиваем баррикады не только во время выборов, но и по любому более или менее важному вопросу. Будь то добыча нефти на шельфе, церковный раскол, продажа недвижимости иностранцам, введение НДС и так далее. Мало того, даже выдача абхазских паспортов гражданам страны, с которой мы воевали и никак не подпишем мирный договор, тоже стала предметом политического противостояния в нашей политике. А из последних трендов самый актуальный сейчас — предстоящий референдум. Я сам часто становился сторонником или противником той или иной проблемы и часто задумывался, отчего так и сколько это может продолжаться?
Мне кажется, корень этой ситуации в том, что мы никак не сформулируем для себя, чего мы хотим от окружающего нас мира, какую модель стабильного существования мы хотим выстроить и как к ней двигаться. Я понимаю, что номинально цель и задачи государства сформулированы в Конституции и других законах, но мы утратили конкретный контур будущего. В войну он был очевиден — или выигрываем ее вместе, или сгинем с лица земли как нация.
А в чем сейчас наше представление о сути государственности? В чем она, эта суть, сейчас проявляется? В атрибутике (флаге и гербе), в серии автомобильных номеров, сувенирных монетах или может в названиях на этикетках вин и аджики.
Негусто, мне кажется, для полноты ощущения состоятельности национального проекта. А если потереть позолоту, то окажется, что государственную атрибутику хорошо клеить на кустарные майки, магнитики и другие сувениры китайского производства, так они хорошо продаются в курортный сезон, а номера, прикрепленные на дорогих джипах, большинство из которых в полулегальном статусе, а то и вовсе с криминальным душком. Монеты хороши, как никак на московском Гознаке отчеканены, правда, платежным средством не являются, даже аджика зачастую сделана из китайского перца, своего в достаточных количествах не выращиваем.
Что мы тогда производим качественно и в достаточном количестве? Да практически — ничего. Радуют нас разве только таланты в культуре и спорте. Даже наш самый фирменный продукт – "производить впечатление" — не очень-то получается. Куда подевались "французы Кавказа"? Услышать мат на улице не сложнее, чем споткнуться о пустую пачку сигарет, выброшенную не в мусорный ящик, а под ноги в момент закуривания последней сигареты.
Отечественная война 1992-93 годов окончательно сделала идею государственности единственно возможной для существования народа. Но неужели лишь проблема выживаемости лежит в сути нашей национальной идеи? Почему мы не заполним ее политическим, экономическим и культурным содержанием. А это задача, прежде всего, национальной элиты, которая и должна стать архитектурным бюро, где в спорах и дискуссиях формируется контур будущего страны. А когда будет генплан такого будущего, по нему легко будет сверять правильность разрешения тех или иных проблем.