О том, как историк оказался на войне, как события 1992-1993 годов изменили его жизнь, и почему он в мирное время не вернулся в науку, читайте в материале Sputnik.
Sputnik
До начала Отечественной войны народа Абхазии ветеран Рауф Джикирба был аспирантом Новосибирского исторического института. В 29 лет он планировал защитить диссертацию, а в 35 - стать доктором исторических наук. Но этому всему не суждено было сбыться. Судьба распорядилась иначе. 14 августа без объявления войны Грузия напала на Абхазию.
"Ощущения того, что будет война именно в таком виде, наверное, ни у кого не было. Да и у меня тоже, не было такого ощущения. Понятное дело, мы все были молоды, во всю радовались жизни. Лично я был на каникулах дома, тогда учился в аспирантуре. Так получилось, что мой научный руководитель, директор Института истории Вениамин Алексеев тоже отдыхал в Пицунде. Он мне говорит: "Ты мне 14 августа принеси первые главы своей диссертации. Вечером все равно мне делать нечего, буду читать диссертацию". Я 14-го соответственно собирался ему принести первые главы диссертации, они у меня уже были написаны, несмотря на то, что каникулы", - вспоминает Рауф.
Вечером 13 августа он вместе с товарищами отдыхал в одном из пицундских кафе, домой вернулся поздно.
"Утром 14 августа мать по каким-то делам поехала в Пицунду. К 10:00 она меня разбудила. "Что случилось?" - недовольно ответил ей, так как не выспался. Она мне: "Аибашьра иалагеит" (война началась - прим.). С этого момента я как будто оказался в другом измерении, перешел в другую реальность. Те планы, которые я строил, понятно, уже отошли далеко. Война началась, и все. Первое ощущение - внутреннее опустошение, а затем - максимальная собранность", - рассказывает ветеран.
Рауф Джикирба в институте прошел военную кафедру, в Советской армии служил в спецназе. Определенную подготовку он уже имел. Рауф сразу вспомнил про дореволюционный пистолет "Наган" дяди. Он вместе с братом решил поехать к дяде и забрать его. По дороге, на посту в Гудауте они встретили группу людей, которая собралась у автомобиля ГАЗ-24. Рауф с братом решили узнать, что случилось.
"Когда я заглянул в машину, увидел погибшего. Это была одна из первых жертв войны. Лежал молодой человек лет 18, спортивного телосложения. У него были пулевые ранения. Он простыней был прикрыт, в районе головы, ног и рук были багровые пятна. Примерно 7-8 кровавых пятен. Все повторяли: "Это сын Тони Агрба". Тогда я понял, что действительно началась беспощадная война", - отмечает он.
Приехав к дяде в село Мгудзырхуа, Рауф забрал пистолет, с которым он через несколько дней отправился на войну.
Как признается ветеран, морально он уже был готов к войне. В университет он часто встречал бывших афганцев.
Как признается ветеран, морально он уже был готов к войне. В университет он часто встречал бывших афганцев.
"Конечно, чувствовалось, что у них психика надломлена. Конечно, между тем, что там происходило и мирной жизнью со всеми интригами и личностными отношениями - большая разница. Но, когда началась война, я как-то был психологически подготовлен. Поэтому, если говорить о себе, кардинально, наверное, война меня не поменяла. Но война мне сильно помогла оценить жизнь, она мне помогла вообще понять, что такое история", - поясняет Джикирба.
Лицо войны
Боевое крещение Рауф Джикирба прошел во время Гагрской операции. Он воевал в первом гагрском батальоне под командованием Геннадия Чанба. Там он встретил того самого Тоню Агрба, чей сын был убит в первый же день войны.
"Этот мужчина мне чем-то напоминал героя фильма "Отец солдата". Один его сын погиб в первый же день, а он с другим сыном пошел на войну. Потом он сам в Шромскую операцию погиб. Его облик навсегда врезался в мою память. Наверное, у каждого участника войны есть лица, которые навсегда врезались в память, которые он уже никогда не сможет забыть", - отмечает Джикирба.
Война, как признается ветеран, это не только про героизм, но и про страх и боль. Сам Рауф впервые почувствовал настоящий страх уже на Гумистинском фронте.
"Вы знаете, героизм говорят - постфактум, после того, как человек совершил какое-то действие. В этот момент он не думает о том, что совершает что-то героическое. Страх однозначно все чувствуют. У меня первый страх на войне был, когда грузины прорвались в Нижней Эшере со своей бронетехникой. Когда там начался артобстрел, тогда действительно был страх. А потом уже привыкаешь к этому", - рассказывает он.
Для многих ветеранов самым ярким впечатленим войны становятся те или иные наступательные операции, первое столкновение со смертью или же победные выстрелы. Однако для Рауфа, как ни странно, самым ярким впечатлением за 365 дней свиста пуль, стало ощущение тишины в июле 1993 года, когда было объявлено очередное перемирие.
"Это было в июле 1993 года, за день до перемирия. Утро, примерно в начале десятого необыкновенная тишина, утренний горный воздух, такой чистый, и так хорошо дышится. Ни автоматной стрельбы, ни артиллерийской. Мы про себя думаем, неужели закончилась война? Мы же ждали, когда она завершится. Тогда я понял, тишину надо ценить. Мы понимали, что эту тишину надо заслужить и дойти до конца", - вспоминает Рауф.
30 сентября Рауф дошел до Ингура. Боевые действия для него закончились только в мае 1994 года, так как он продолжал службу в Абхазских войсках. Но ощущения того, что закончилась война, как признается ветеран, нет и сегодня.
"Да, мы дошли до Ингура, это одно. Но ощущения, что война глобально закончилась, и сейчас нет. Война, как бы парадоксально ни звучало, - естественное явление, войны всегда были. И наши предки защищали землю, в которую мы проросли корнями. Землю всегда надо защищать. Поэтому ощущения того, что война закончилась, нет. Да, нет горячей фазы войны. Но сегодня идет информационная война", - считает он.
Джикирба отмечает, что и грузино-абхазскому конфликту 1992 года предшествовала информационная война. В пример он приводит случай, который с ним произошел в университете.
"В свое время я столкнулся с таким случаем: аудитория заполнена людьми, один из участников лекции - соавтор сценария фильма Тенгиза Абуладзе "Покаяние". И вот он говорит: "Товарищи, если бы абхазы длительное время жили на берегу моря, у них было бы название плавательному предмету и обозначение этого предмета на родном языке не было бы? Они лодку называют "алодка". Абхазы в недалеком прошлом спустились с гор и мы им по-братски выделили им землю". Из абхазов в аудитории был я один. Я спустился к трибуне и говорю: "У меня нет вопросов, разрешите сделать маленькое опровержение. Слова "алодка" в абхазском языке не существует. И плавательный предмет у нас обозначается такими словами, как "ашхуа, анышьа, афлыка, агба". Но самое интересно, когда я сошел с трибуны, один из грузинов пошел к трибуне. Он говорит: "Товарищи, разрешите от имени грузинского народа извиниться за своего земляка, поэта Михаила Георгиевича, за оскорбление абхазского народа".
Абхазский вопрос существует, его надо решать, но не такими методами, как предлагает Михаил Георгиевич". Весь зал встал и аплодировал. Это для меня своего рода предпосылки войны", - поясняет он.
Уроки войны
Война, как и всем, преподнесла Рауфу свои уроки. Как он признается, если бы он не защищал свою родину, наверное, он никогда не ощутил бы в полной мере, что такое родная земля.
После войны Рауф Джикирба в науку больше не вернулся. Нужно было выживать в непростое время, а наука уже не кормила, нужно было заниматься чем-то другим.
Спустя пять лет, Рауф снова уехал в Новосибирск. И только там он снова смог вернуться к обычной довоенной жизни. Однако, как отмечает ветеран, и сегодня, в мирное время, невозможно жить без оглядки на прошлое - война всегда останется в памяти, в мыслях до конца жизни.