Весь день меня не покидало чувство тревоги. Я не могла понять почему, к ночи поняла – мне было неловко, не по себе расспрашивать людей о том, что хочется забыть, бередить свежие раны. Мне казалось, что сейчас совсем не время, не место, неправильно.
Но случилось иначе.
Sputnik
"Не хочу сейчас плакать"
Людей моего возраста в Абхазии называют "послевоенный ребенок". Неважно, что мы уже далеко не дети, тут такая идентификация. О войне (Отечественная война народа Абхазии 1992-1993 годов – ред.) я знаю только со слов, рассказов старших, из учебников, видов заброшенных сел и "ран" на зданиях.
Моим старшим сестрам повезло меньше. Годы войны они провели в статусе беженцев, как и сотни жителей Абхазии. То ли из-за их рассказов, то ли из-за фотоархивов у меня сложился определенный образ беженцев – лохматые, заплаканные дети, завернутые в косынки, и женщины с баулами.
© Sputnik / Томас Тхайцук
Но во дворе пансионата "Айтар", где сейчас живут беженцы из Донецка и Луганска, картина была совсем не такая. У большого экскурсионного автобуса собрались молодые женщины в яркой одежде, с легким макияжем. Они торопили детей, занимали места в автобусе, устраивали малышей поудобней. С виду – обычная группа туристов, пока не послышалось:
- А мы ведь в монастырь поедем? Мы только из-за монастыря едем, нужно свечки поставить за родных, которые дома остались.
Это спрашивает Галина. Девушки из "экскурсионной группы" признались, что она среди них самая активная, позитивная и другим не дает унывать.
© Sputnik / Томас Тхайцук
А еще Галина самая многодетная. В Абхазии она с сыновьями – Николаем, Иваном, Ильей и Матвеем. Самому старшему 14, Матвею на днях исполнится год.
– Вы, наверное, строили планы? Хотели сделать праздник для малыша?
– Так грустно, – признается мама и отводит глаза, – не хочу я сейчас плакать.
Иван, Илья и Матвей – дети войны, для них звуки стрельбы где-то вдали уже привычный фон. Да и Николай вырос "под пулями".
"У нас постоянно был обстрел. Мы уже привыкли к этому, ну, вот так вот мы живем, да. Такие вот оптимисты", – говорит их мама.
Муж Галины сотрудник МЧС. Он, как и остальные мужья, остался в Донецке. Защищать город, спасать здания от пожаров, помогать в восстановлении водоснабжения, защищать близких.
Женщина признается, что до последнего не хотела уезжать из города, заставил супруг. Верила, что "все образуется". Об этом же чуть позже мне расскажут и другие женщины. Все они регулярно обновляют новостную ленту в надежде на хорошие новости или хотя бы какую-то ясность.
"Думаю, хоть бы Россия сейчас не отступила. Потому что я тогда не знаю, что вообще будет", – делится мыслями она.
Подальше от дома
Татьяна, ее дочки Юлия, Дарья и Мария из Горловки, что в Донецкой области. 1 марта, по информации штаба территориальной обороны ДНР, Горловка подверглась массированному обстрелу, больше ста тысяч человек остались без света, более 70 тысяч человек без воды, погибли мирные жители.
"Мы до последнего тянули. Не решались уехать, оставить дом, школу, сад. Буквально в предпоследний день уехали, потом уже эвакуация прекратилась. Муж сказал срочно собираться, мы не знали, куда попадем, лишь бы просто спасти детей", – говорит Таня и тоже пытается не заплакать.
Мне становится не по себе, поэтому переключаюсь на старшую Юлю.
– Тебе, наверное, сложно было? Много друзей осталось в Горловке?
– У меня их вообще не так уж и много, – вдруг выдает круглолицая Юля очень ровным тоном и быстро уходит, дав понять, что беседовать со мной по душам не намерена.
– Переходный возраст? – спрашиваю у Тани.
– Ой, да, – как бы оправдывается женщина. По ее словам, Юля до последнего уговаривала родителей остаться дома. В Горловке она занималась рисованием, а Даша танцами. На днях в их дом творчества попал снаряд. Другой приземлился прям у их дома.
† Мы уже привыкли, что где-то рядом что-то взрывается. Даже младшая из сада приходит, что-то бахает, а она говорит, не бойся, мама, это же война. Дети к этому привыкли, даже не реагируют особо.
– Как вы решились на третьего ребенка в такое-то время?
– Муж хотел мальчика, но все, хватит, – решительно заявила Таня.
С девочками в Новом Афоне мы заскочили в сувенирный рынок, купили браслетов и магнитик – на память об Абхазии. Даше еще достался Кубик Рубика. Говорит, почти такой же оставила дома. А еще в Горловке остались любимые коты Сема и Тема и фиалки, за которыми девочка тщательно ухаживает.
Экскурсия по Н.Афону для беженцев из ДНР
© Sputnik / Томас Тхайцук
"Тревожный чемоданчик"
Кристина, Настя и ее трехлетняя дочь Маша из Донецка. На сборы в Абхазию у сестер было всего пару часов, успели собрать необходимые вещи, а "тревожный чемоданчик" был наготове с 2015 года. В нем документы, деньги и предметы первой необходимости.
Девушки в Абхазии впервые, но увидеть горы вблизи, признаются, хотелось давно.
"У нас отец русский, а мать наполовину татарка, наполовину аварка. Поэтому корни очень чувствуются", – говорит Кристина.
Сестры очень переживают, что пришлось оставить дома старенькую болонку Мию, которая даже на два дня отказалась есть. В 2014 году, когда семья уехала в Крым, собаку взяли с собой, в этот раз не рискнули.
Отец Карины и Насти всю жизнь работал в правоохранительных органах, а в 2014 году был в составе народной милиции ДНР. Он не дожил до пенсии всего один год, умер от сердечного приступа.
"Потому что восемь лет оборона Донецкой народной республики была серьезной, их очень хорошо тренировали. Он уже был возрастной и не выдержал. Таких людей было много", – рассказала Настя.
– Собака начала есть?
– Да, вот вчера съела миску мяса. Ничего, за ней присмотрят.
Еще один день женщины и дети из Донецка и Луганска не слышали взрывов снарядов, на время отложили новостные ленты и сводки. Ребятам провели экскурсию в пещере, показали водопад и провели в храм, где трехлетняя Маша поставила свечу за здравие. По дороге все любовались мандариновыми деревьями и недавно зацветшей мимозой.
Мамы признались, что удивлены красотами Абхазии и не прочь вновь посетить ее, но уже как настоящие туристы, а не беженцы.