— Расскажите, когда вы начали танцевать?
— Примерно через год после того, как я родился, мои родители уехали учиться в Москву в ГИТИС, и все эти пять лет, что они учились, я жил в деревне. Когда они вернулись, я даже по-русски не умел разговаривать. Потом меня отправили в десятую школу и параллельно я начал танцевать, мне было примерно пять лет.
Меня никто не заставлял. Молодежь она и тогда была такая же как сейчас, заставить кого-либо было невозможно. Я просто с самого детства любил это дело. Я на своего отца смотрел, как на бога, удивлялся его трудоспособности. Из детства запомнилось, как я открывал концерт, посвященный открытию Абхазского телевидения.
— Как ваша судьба сложилась после окончания школы?
— После школы я поступил в училище, которое закончил с отличием. Потом поступил в университет культуры. Пришло время службы. В Советской Армии я служил в военном ансамбле в Москве. Мне предлагали остаться в Москве, в том же военном ансамбле. Я, еще будучи солдатом, делал военные постановки, но я вернулся домой и сразу начал танцевать в коллективе, который создал мой отец Эдуард Бебия.
— Помните ли вы ощущения от своего первого в жизни концерта?
— Свой первый концерт я даже не помню. Это было еще в школе, в возрасте пяти лет. Думаю, мое первое выступление состоялось на каком-то школьном мероприятии. Зато помню, что в школе меня даже не ждали на занятиях. Я всегда выступал на каких-то концертах.
— Танцами увлекались только вы, или ваши братья тоже продолжили дело отца?
— Вся моя жизнь связана с хореографией, так же и у них. Нас трое братьев, и мы все с детства танцевали, все трое поступили в училище, втроем закончили институт и отслужили в военном ансамбле, и все трое танцевали в "Шаратыне", где работаем втроем и по сей день. Детство у нас было одинаковое, мы все время были в труде.
— Сколько лет вы танцевали в "Шаратыне"?
— В "Шаратыне" я протанцевал, наверное, где-то год. Потом начал работать балетмейстером. Получается я танцевал с 5 до 23 лет.
— Вы были танцором, сейчас работаете балетмейстером. Бывает такое, что вам хочется начать снова танцевать?
— Нет, не бывает. Меня уже тянет к другому. Все старое я уже оттанцевал, начиная с фламенко и кончая мексиканскими танцами. Я не говорю, что я Майя Плисецкая и все еще в танце, но, конечно, ножками пошевелить иногда хочется, и бывает, что где-то на свадьбе мы с друзьями танцуем. А так, чтобы вновь заниматься танцами профессионально, нет.
— Что для вас значит "Шаратын"?
— "Шаратын" — это моя боль, моя радость. "Шаратын" — в первую очередь, моя работа. Другой работы я себе не представляю. Другого ничего мы семейно не умеем делать. Не только братья и сестры, а также наши жены и наши дети. Настолько все завертелось и закрутилось в клубок, что другой профессии быть не может.
— Как на "Шаратыне" отразилась война?
— Война нанесла огромный урон нашему коллективу. Трое шаратыновцев стали Героями Абхазии посмертно. Они были командирами батальонов. Это Руслан Кулава, Аркадий Чачхалия и Даур Акаба. И еще семеро ребят погибло. За все это время, за эти двадцать лет, пока мы здесь выясняли, кто будет танцевать, кто будет у руля нашего государства, кто будет заниматься мукой и бензином, другие коллективы на Северном Кавказе здорово подросли.
— Скоро у ансамбля будет юбилей, как вы планируете его отметить?
— 45 лет исполняется "Шаратыну". Это будет, конечно же, бесплатный концерт для всех желающих. Сейчас идет подготовка к юбилею.
— Готовит ли коллектив какой-нибудь сюрприз?
— Я вам первым скажу. Сейчас мы готовим новый танец к юбилею. У абхазов не было рыцарей, но я вычитал, что были люди духа, носящие черкеску (акумжэаа по-абхазски). Вот так скорее всего и будет называться наш новый танец. Мы будем танцевать его под совершенно новую музыку, авторами которой являются Денис Арухаа и Даур Аргун. Как только я услышал эту музыку, я решил, что ей пропадать нельзя, ее нужно обязательно использовать.
— Какой на вашей памяти самый запоминающийся фестиваль?
— Они все запоминаются. Например, на фестивалях в Турции мы пять раз занимали первое место. Но, конечно, самым запоминающимся был фестиваль в Африке, в Карфагене, когда наша девочка Эсма Чичба завоевала золотую корону, а ансамбль занял первое место. Потом была Южная Корея, Сеул. Несмотря на то, что там было представлено огромное количество стран, мы также одержали победу.
Когда мы куда-то выезжаем, наши артисты, как волшебники, превращаются в других людей. Они делают такие вещи, которые я тут не вижу.
— Расскажите о себе, вне ансамбля.
— Ответ на этот вопрос всегда неудобный, но тем не менее — это жизнь. Я женат, у меня три дочери, две из них танцуют, одна все-таки решила пойти другим путем и выбрала юриспруденцию. Конечно, помимо танцев, они получают образование. Сейчас самая младшая учится в десятом классе, но уже выше меня ростом, и она танцует, солирует.
— С какими проблемами сталкивается "Шаратын"?
— Самая большая проблема в "Шаратыне" заключается в том, что нам негде работать. В здании филармонии мы находимся временно. Директору, Руслану Хаджимба, большое спасибо за то, что нас пока не выгоняют. Но после юбилея мы должны освободить филармонию. Нас 50 человек и все тут трескается от нашего одновременного нажатия ноги.
20 с лишним лет у "Шаратына", у Ордена Леона Государственного ансамбля имени Эдуарда Бебия нет совей репетиционной базы, проще говоря, простого спортивного зала с раздевалками, чтоб мы могли оставаться там допоздна и творить.
— Скажите сколько человек за 45 лет прошли школу "Шаратына"?
— Мы обычно садимся за стол, берем ручку с тетрадью и начинам записывать всех, начиная с самых первых. Мой дядя, Вахтанг Возба, один из первых танцоров «Шаратына», записывает тех, кого он помнит, моя мать записывает тех, кого помнит она. Вот таким образом мы ведем список шаратыновцев.
Около 380 человек – это те, кого мы вспомнили. А бывали такие, которые пришли, потанцевали год и ушли. Они тоже, однозначно, шаратыновцы, потому что этот год проливали вместе со всеми пот.
— Как попасть в Государственный ансамбль народного танца "Шаратын"?
— Надо уметь танцевать. Надо уметь танцевать хотя бы чуть-чуть, всему остальному научим мы.
