О значении Достоевского для современности Sputnik спросил Игоря Волгина – известного ученого, профессора, президента Фонда Достоевского.
Изнанка идеализма
– В чем актуальность Федора Михайловича для сегодняшнего мира?
— Один из героев Булгакова говорит: "Человек мало изменился". Так вот, поскольку человек мало изменился, а Достоевский писал о главном в человеке, можно сказать, что человек до Достоевского и после Достоевского – это две большие разницы в том плане, что он о себе узнал то, что не подозревал до Достоевского. То знание, которое открыл для человека Достоевский, до сих пор чрезвычайно актуально.
– Что это за знание?
– Были открыты не только какие-то явления, движения души, связанные не только с эпохой, в которой жил Достоевский, с эпохой 40-80-х годов XIX века. Эти явления касаются человека вообще, и в особенности русского человека.
Достоевский не только выстраивает сюжеты событийные, но и сюжеты мировые. Его герои в любых обстоятельствах, будь они наедине с собой или в разговорах, играют на мировых подмостках.
Все, о чем он говорит, произносится не назидательно, а в художественном контексте, не дидактически, не отвлеченно – все это с нами происходит и сейчас. Он выявил какие-то ключевые моменты человеческого существования и во многом угадал во многом природу зла.
– Например, какого зла?
– Достоевский угадал сатанинскую изнанку идеализма. Увидел то, к чему приводит идеализм в чистом виде, прозрел изнаночную сторону душевного подполья. Это подполье никуда не делось. Оно в нас.
Все романы Достоевского – это сюжет о русской судьбе, о предназначении России. О том, что будет с Россией, какова ее физическая и духовная природа. И эти вопросы до сих пор открыты. Чехов писал Суворину, что русская литература не отвечает ни на какие вопросы. А все ее значение в том, что она их правильно ставит. А отвечаем уже мы сами.
Время сдирания кож
– Что было бы, если бы Достоевский жил в наше время?
– Я не думаю, что он на что-то смотрел бы по-другому. Да, он был кровно связан со своим временем, но он во многом наше время предвидел. В "Дневниках писателя" он описывает такую ситуацию: идет балканская война, и где-то турки сдирают кожи с живых людей. "А у нас тут все хорошо, мы гуляем по Невскому проспекту. Но если бы все так обернулось, мы еще не знаем, что в известных обстоятельствах найдутся сдиратели среди нас, да еще из самых веселых. И неизвестно, среди кого мы окажемся – среди сдираемых или среди сдирателей. И может быть у нас все хорошо пока, потому что здесь городовой стоит, и не сдирают кожи".
Достоевский предвидел, что возможны эти ужасы, которые наступили в XX веке, когда началось массовое сдирание кож. У него было предчувствие страшного времени, предчувствие катастрофы. За несколько лет до смерти Федор Михайлович говорил: "Россия стоит на какой-то окончательной точке, колеблясь над бездной".
Надо сказать, что это вообще статическое состояние России – колебаться над бездной. И Достоевский уловил это состояние.
– А какие-то детали он предвидел?
– Конечно, говорить о том, что Достоевский в деталях предвидел то, что с нами произойдет, нельзя. Он предвидел трагический ход истории. Он чувствовал трагическую подоснову мира. Он – один из первых русских мыслителей, писателей, который почувствовал опасность формального, воинствующего либерализма. Он говорил: «Либеральная полиция выводит из зала всех несогласных».
– Прямо как в сегодняшний день смотрел…
– Он подозревал тогдашний русский либерализм в корпоративном духе, в следовании только своим интересам, в отъединенности от народных нужд. Поэтому я думаю, что если бы Достоевского перенесли в наше время, то он бы с горестным изумлением убедился, что многие его предчувствия оправдались. Что человек не стал лучше за этот век. Не стал благороднее, нравственнее. Наоборот – многие вещи, которые он видел в человеке, цветут пышным цветом.
– И даже разрослись…
– Если раньше эти явления были угрозой для существования отдельного человека, то сейчас это – угроза для существования нации и мира. Вот о чем он писал. О том, что зло принимает глобальный характер.
Спасительная красота
– А что спасет? Красота?
– Известную, заезженную фразу "Красота спасет мир» повторяют очень часто. У Достоевского в записной тетради записано немножко по-другому: «Мир красотой спасется». Это не значит, что красота сама по себе, автоматически, спасет мир. Тут подразумевается огромное волевое усилие самого человека. Он может спастись красотой, если он приложит для этого максимальные усилия. Тут нужен колоссальный душевный труд. Нужно постижение красоты, чтобы ей спастись.
И, конечно, страдание. Потому что страдание выступает не как какой-то внешний момент, а как сильнейшее переживание человеческого духа. Опыт страдания чрезвычайно важен.
Сейчас идут споры по поводу того – оставлять классику в школьных программах или нет. Ну, а куда мы денемся? Если отрежут от нас классику, мы будем другой страной. Классика важней, чем нефть, уголь, природные ресурсы. Это ментальная база, на которой выросла нация. Вычти из истории России литературное наследие – будет совершенно другая страна.
Живее всех живых
– Влился бы, по-вашему, Достоевский, живи он сейчас, в современный литературный процесс?
– Он бы с некоторым удивлением увидел, что многие его художественные и идеологические открытия работают в современной прозе и даже поэзии. Думаю, он с интересом посмотрел бы на современную словесность. Хотя Дмитрий Быков считает его, например, мягко говоря, нехорошим писателем.
– А смог бы он напечататься? Или писал бы в стол?
– Если Достоевский сейчас отправился бы в какой-нибудь современный толстый журнал, например, с рассказом "Бобок", то его бы, скорее всего, напечатали. Потому что в этом рассказе чернуха (по современным понятиям). А вот "Братьев Карамазовых" вряд ли напечатали бы. Слишком большой текст. Непонятно о чем.
– Вроде детектив, а вроде и нет.
– Да. И, конечно, колоссальный объем. Но это – лучший роман. Надо сказать, что вообще русский роман завершился на "Братьях Карамазовых". А раздробленная чеховская проза – это реакция на русский роман.
– «Бесы» Достоевского остались в прошлом столетии? Или им предстоит воскреснуть?
– Когда наступал XXI век, мы думали: "Ну, ладно! XX век был веком Достоевского. Но в XXI все-таки что-то сдвинется, изменится. Он не будет веком Достоевского. Будут другие приоритеты, другие интересы". И вот, пожалуйста, – что мы видим? Мы видим, что ничто так не актуально, как тексты Достоевского. Потому что они абсолютно корреспондируют с тем, что с нами происходит уже в XXI веке. Ничуть он не устарел в этом плане. Ничуть!
И боюсь, к сожалению или к счастью, что XXI век – тоже будет веком Достоевского. Поэтому он – живее всех живых. Это не мертвые тексты. Не мертвое наследие. И от того, как мы его освоим и поймем, зависит наше будущее.
