Заглавную партию в "Турандот" исполнила оперная певица, уроженка Абхазии Алиса Гицба. Корреспондент Sputnik Лев Рыжков встретился с артисткой. Поговорили о том, как попасть в знаменитый театр "Ла Скала" с улицы, что такое "дать Абхазию" на генеральном прогоне, над чем рыдает в VIP-ложе Алла Борисовна, и о многом другом.
В атмосфере сновидения
С Алисой Гицба мы встречаемся у служебного входа "Геликон-оперы". Алиса – улыбчивая, приветливая женщина с чувством юмора и незаурядным обаянием.
Перед интервью мы проходим в большой зал театра. Мне, в общем-то, часто приходится бывать в театрах. Зрительных залов я навидался – скажем так – всяких. И хороших, и экспериментальных. А вот в "Геликон-опере" после реконструкции и ремонта бывать не доводилось. "И что я там увижу?" — думаю я. – "Ну, кресла, сцену, ложи". И вот мы заходим в зал "Стравинский".
И оказываемся в атмосфере очень красивого сновидения. Задник сцены украшен причудливыми черными и красными узорами. А кресла зрительного зала, от места, где мы стоим, уходят в глубину – метров, наверное, на двадцать. В самом низу – оркестровая яма. А на потолке – причудливые, похожие на цветы, трубы с вывернутыми наружу краями. Это вот и есть геликоны, объясняют мне. Используются для лучшей акустики.
А слева от нас – кирпичное старинное крыльцо. Выясняется, что самое настоящее. Раньше на этом месте было купеческое подворье. А теперь его поглотил театр. Крыльцо – это VIP-ложа для почетных гостей. Бывал здесь Сергей Собянин. А из совсем недавних – Алла Пугачева с Максимом Галкиным. Они приходили на премьеру "Турандот". И Пугачева аплодировала, неповторимым своим голосом выкрикивала "браво".
А я пытаюсь представить, как Алиса Гицба – хрупкая женщина – заполняет своим золотым сопрано это огромное, титаническое помещение. Как ее голос перекрывает музыку оркестра, взвивается к геликонам. А ведь именно для партии Турандот, как расскажет мне певица чуть позже, нужен голос необычайной силы. Чтобы стекла в окнах звенели. Но со мной Алиса Гицба говорит негромко.
На сцене с "Ла Скала"
— Долго ли вы готовились к роли принцессы Турандот?
— О том, что будет ставиться "Турандот", мы узнали в конце прошлого сезона. Распределение очень долго держалось в секрете от всех. Ходили слухи, что пригласят звезд. Я думала, что мне предложат спеть другую партию – не Турандот. Но потом оказалось, что принцессой буду именно я. Для меня это было неожиданно, потому что я себя видела скорее лирической героиней. И было даже немножко страшно.
— Почему?
— Потому что у меня есть воспоминания, связанные именно с этим спектаклем. В 90-е годы на гастроли в Москву приезжал знаменитый миланский театр "Ла Скала". И в числе спектаклей, которые они привезли, была "Турандот" в постановке Франко Дзефирелли. Спектакль оказался масштабным, были огромные декорации. Требовалась настолько большая глубина сцены, что, как рассказывали, оказалась мала даже сцена Большого театра. Поэтому "Турандот" шла в Кремлевском Дворце съездов.
— И вы посмотрели этот спектакль?
— Я в нем участвовала. Я тогда была студенткой первого курса Российской Академии имени Гнесиных. И наши педагоги составили список студентов, которые могли бы поучаствовать в мимансе "Принцессы Турандот", потому что свой миманс "Ла Скала" не привезла. Это ведь очень большие расходы, очень большое количество людей. Поэтому "Ла Скала" набирала миманс среди студентов театральных вузов. В числе этих счастливчиков оказалась и я.
— А что такое миманс?
— Миманс – это мимические артисты. Мы не пели. Мы просто стояли для массы на сцене. У меня была роль одного из императорских гвардейцев. Нам раздали кольчуги, шлемы, маски, алебарды с медными наконечниками. У меня был мужской костюм и войлочные сапоги 45-46 размера. Но я была согласна и на это, лишь бы постоять на сцене рядом с величайшими певцами. Это была честь, от которой я бы не хотела отказываться.
И поэтому когда Дмитрий Бертман предложил мне спеть Турандот, я это восприняла как иронию судьбы. Как вызов: "А справишься ли ты?" Потому что партия написана для очень большого голоса, который вмещает в себя три октавы, который над сценой должен звучать внизу и вверху. И всю оркестровую фактуру он должен перекрыть, наполнить зал. Это должен быть "стенобитный" голос.
Я себя таким сопрано никогда не считала, поэтому предложение спеть Турандот меня повергло в некоторый шок. Но со временем, начиная впеваться в эту партию, я поняла: а почему бы и нет? Она очень удобно написана. А акустические свойства нашего нового зала таковы, что там все прекрасно летит, все звучит. И, как выяснилось на прогоне, я вполне могу претендовать на эту партию.
Раздвоение героини
— Принцесс Турандот в вашем спектакле – две. Почему в интерпретации Дмитрия Гертмана героиня Пуччини раздвоилась?
— Это концептуальные идеи. Для того чтобы показать ужасную сущность героини, Дмитрию Александровичу потребовалась еще одна, дополнительная роль. Получилась прекрасная Турандот с ужасным внутренним миром. Здесь уже такие психологизмы начались, которые очень интересно раскапывать. Каждый раз приоткрываются все новые детали. С каждым новым спектаклем. Эти грани бесконечны. То есть там можно запутаться в них и забыться совершенно.
— То есть цель — запутать зрителя?
— Турандот — китайская принцесса из сказки Карло Гоцци, которая развлекалась тем, что загадывала женихам три загадки. И ни один из принцев, которые претендовали на ее руку, этих загадок не разгадал. И принцесса привыкла к тому, что непобедима. И каждый раз, когда на ее руку появлялся новый претендент, Турандот загадывала эти страшные загадки.
И вот появился Калаф, который был совершенно уверен в своей собственной победе. Калаф – авантюрист, который будет добиваться поставленной цели. Он добивается не любви Турандот, а престола, он движим чувством властолюбия. И здесь у них сталкиваются два сильных характера.
— Но если принцесс – две, то чьей именно любви добивается Калаф?
Есть Турандот, которую выдают за настоящую – это вот наша прекрасная балерина Ксения Лисанская. Она – красавица, стройная, в прекрасном белом костюме. Ее показывают народу. А настоящая Турандот – в подземелье. Собственный отец страшится показать ее людям. Она – чудовище с израненной душой, которое не знает никакой любви и даже не представляет то, как это вообще может быть. Вот ее-то я и играю.
Наша постановка заканчивается, когда настоящая Турандот выходит из-за кулис и показывает свое лицо Калафу. Безобразное лицо – со струпьями. Лицо ведьмы. И Калаф в ужасе от нее отшатывается. И занавес!
— Но Пуччини, наверное, имел в виду что-то другое?
— Джакомо Пуччини дописал "Турандот" ровно до этого места. Мне наш спектакль ужасно нравится. В нем очень много разных подтекстов, много психологии, трагедии, драмы. Ведь зачем зритель приходит в театр? Сказать: "Ну, замечательно" — и пойти домой к своим проблемам? Или уйти из театра под огромным впечатлением, раздираемым сомнениями? Мне нравится, когда люди уходят из театра и о чем-то спорят, дискутируют. Значит, спектакль – состоялся.
Как полюбить чудовище
— А как вы нашли общий язык со своей ролью? Ведь вы бы, думаю, не смогли бы играть, если бы не любили свою героиню.
— Я как актриса должна была полюбить ее.
— А за что ее можно полюбить?
Вы знаете, она вызывает сочувствие. Как можно не посочувствовать человеку, который не знает, что такое любовь? Который прожил всю жизнь в собственных страхах, в собственном мире?
— А вы не возражали против того, чтобы выйти к публике в роли чудовища?
Насчет решения образа Турандот были противоречия до последнего момента. За три дня до генерального прогона мне предлагали какой-то парик на центральную сцену. Парик, который делал мою героиню красивой. А Дмитрий Александрович не хотел видеть ее красивой. Настоящая Турандот должна быть ужасной!
— И вы с ним с ходу соглашались?
— Ну, я, вы знаете, настолько прониклась замыслом режиссера, что мне тоже хотелось сделать образ страшным. Вообще, плохих героинь интересно играть, как выяснилось. Я даже предложила гримерам поэкспериментировать на мне. В общем, парик мне поменяли на лысый, седой, с отдельными прядями. Когда Турандот с досады рвет на себе волосы, прядь остается у нее в руках. Она ее швыряет! И это получился очень сильный ход.
— Раньше вы играли отрицательных героинь?
— У меня была роль леди Макбет. Большей злодейки себе представить, по-моему, сложно. Но даже ее я как-то пыталась оправдывать. В этой роли есть катарсис. Есть сцена сомнамбулизма, и все, что леди Макбет натворила, она переживает заново, и отношение к ней – меняется. Потому что она становится очень трогательной. И зрителям мою героиню было жалко, прямо до слез. Вот такие роли, в которых есть катарсис, момент перевоплощения, я люблю.
"Дай мне Абхазию!"
— Парадоксальный вопрос. А ваше прочтение образа героини связано как-нибудь с Абхазией? Понимаю, что напрямую – вряд ли. Но, может быть, есть подсознательная связь. В детали, в каком-нибудь повороте головы?
Да, связь есть. Не прямая, больше в эмоциональной сфере. Когда начались первые наши сценические репетиции, я свою партию еще не знала наизусть. Я была еще в нотах. И вот наступил день первой репетиции. Нас в зале – четыре Турандот. Мы еще не знали, кто из нас пойдет репетировать. Дмитрий Александрович на каждую так внимательно посмотрел, сказал: "Ну, кто пойдет репетировать? А ну-ка, давай, Алиса, на сцену!"
Я говорю: "Дмитрий Александрович! А можно я с нотами?" Он: "Нет-нет! Никаких нот! Как-нибудь что-нибудь напоешь. Главное – понять сценический образ". И вот я вышла на сцену. И он все время мне кричал: "В этом месте ты должна мне дать Абхазию! Ты понимаешь? Давай Абхазию! Давай! Эмоции! Эмоции! Абхазия! Плачь, вот как у вас в Абхазии плачут! Давай!" И у меня сразу возникла какая-то ассоциация, какая-то параллель с Абхазией.
— Он хотел слез?
— Ему нужен был горячий темперамент, шквал эмоций. Резкий переход от смеха к слезам, пограничные состояния. Все это у него ассоциируется с Абхазией. Хотя я могла бы с ним в этом плане поспорить. Но вот эти вот замечания и крики, которые он мне бросал по ходу репетиции, мне очень помогали. Они направляли меня в правильное русло. И вот в этом смысле Абхазия помогла мне нащупать характер героини.
P.S. На самом деле это – едва ли половина нашей беседы с Алисой Гицба. Скоро вы встретитесь с ней снова, и она расскажет, как выступала на заброшенном полустанке, и что надо сделать, чтобы Сухум превзошел Канны и Ниццу.
