Sputnik, Лев Рыжков
17 мая в Абхазии отмечается День дипломатического работника. В этот день в 1993 году, в разгар войны, президент Владислав Ардзинба подписал указ о создании Министерства иностранных дел Республики Абхазия.
Дипломатическое ведомство создавалось в тяжелейших условиях: в республике грохотала война, горели дома, гибли люди. И происходило это в условиях тотальной информационной блокады, в непризнанном государстве, интересы которого крупные игроки большой политики вообще не считали нужным учитывать.
Перед новорожденной абхазской дипломатией стояли, казалось бы, невыполнимые задачи: донести до всего мира боль и страдания абхазского народа, то есть прорвать информационную блокаду и заставить крупные государства считаться с интересами Абхазии.
Самое интересное, что с этими задачами абхазские дипломаты справились. Была выиграна информационная война. А иные раунды дипломатических переговоров по напряжению можно было сравнить с настоящими сражениями и по значению, кстати, тоже.
Корреспондент Sputnik Лев Рыжков побеседовал с послом Абхазии в России Игорем Ахба. О многих событиях того времени Игорь Муратович рассказал впервые.
На общественных началах
— Игорь Муратович, правда ли, что дипмиссия в России начиналась как общественная организация?
— Если вкратце, то да. На волне перестройки в 1989-1990 годах создавались такие самоуправляемые общественные автономные структуры. Московское общество абхазской культуры “Нартаа” мы создавали по зову сердца. Собрались я, Татьяна Гулиа, Вячеслав Чирикба, Юрий Анчабадзе. И решили создать общество, которое представляло бы нашу диаспору здесь, в Москве. С акцентом на культурно-просветительскую деятельность.
Общество абхазской культуры “Нартаа” было официально зарегистрировано в Мосгорисполкоме. Под постановлением стояла подпись Юрия Лужкова.
— Каковы были первые действия общества?
— Первые наши шаги – это создание своего печатного органа "Алашара", что в переводе означает "свет". Первый номер вышел в декабре 1989 года. Я как сегодня помню: мы там одну из небольших статей проиллюстрировали двумя флагами: СССР и ССРА – Советской Социалистической Республики Абхазия, которая с первых дней своего возникновения в 1921 году была суверенной республикой. Делегация ССР Абхазии самостоятельно подписывала союзный договор в декабре 1922 года.
В это время большие республики, такие как Казахстан, Узбекистан, были автономными. Затем они повысили свой статус и стали союзными республиками, а статус Абхазии, благодаря действиям Лаврентия Берия, Серго Орджоникидзе, Иосифа Сталина, был низведен до автономии. Когда мы показали эту публикацию Владиславу Григорьевичу Ардзинба (тогда депутату Верховного Совета СССР), он почитал и сказал: "Ну и хулиганы вы!"
Затем мы создали абхазскую школу, которая функционирует по сегодняшний день на безвозмездной основе. Первый урок прошел 20 января 1990 года. Мы арендовали помещение в Доме пионеров на Рочдельской улице, напротив нынешнего Белого дома. И там у нас состоялся первый урок при большом скоплении детей и родителей. Это было большое и радостное событие, потому что такие вещи делались за пределами Абхазии впервые в истории.
Мы хотели и старались говорить об Абхазии как можно больше. Чтобы другие знали. В те довоенные годы мы принимали участие в работе Ассоциации национальных культурных обществ Москвы, где я был вице-президентом.
Первые шаги
— Удивительно, как с началом войны общественная организация смогла создать боеспособную пресс-службу и начать решать очень сложные задачи.
— К моменту начала войны я был в должности Полномочного представителя Абхазии в ранге министра. Назначение подписал председатель Верховного Совета Абхазии Владислав Ардзинба, и 1 июня я приступил к исполнению этих обязанностей в Москве. До этого, помимо председательства в Московском обществе абхазской культуры “Нартаа”, я был помощником Владислава Григорьевича как депутата Верховного Совета СССР.
Но началась война, и наше полномочное представительство стало настоящим пресс-центром. Один из главных акцентов мы сделали на информационной работе. Даже Шеварднадзе в свое время признал: "Абхазы выиграли у нас информационную войну".
Но был период, когда Абхазия находилась в информационной блокаде. И вся информация шла через нас. Через наш пресс-центр, через представительство. Мы были на связи со многими российскими СМИ.
— А с зарубежными?
— И с зарубежными: и CNN к нам обращалась, и "Голос Америки", и "Вашингтон пост". С CNN был очень интересный эпизод. В разгар войны лично я вышел на шефа бюро CNN в Москве. Он меня выслушал и сказал: "Знаете, мы освещаем только глобальные события". Я говорю: "Извините! А по-вашему происходящее, война с большим количеством жертв – это не глобальное событие?" Он говорит: "Нет".
Когда закончилась война, сразу, спустя несколько дней после того, как мы победили, вдруг раздается звонок. Шеф-редактор CNN. Уже, правда, другой. "Господин Ахба! Вы не могли бы прокомментировать?" Я говорю: "Знаете, был такой случай, когда ваш предшественник сказал, что вам нужны глобальные события. И теперь что – у вас как-то изменилось отношение?" – В общем, я ему отказал.
— Помните первый информационный прорыв? Первую победу на информационном фронте?
— В 1992 году распространяли слух, что правительство Абхазии во главе с Ардзинба разбежалось. Но я 16 августа по АТС-2 (у меня была такая возможность) набираю выпускающего редактора на Первом канале. Тогда там был Сергей Медведев. Потом он стал пресс-секретарем президента России. А тогда он был выпускающим редактором.
И буквально за пятнадцать минут до вечернего выпуска я представился и говорю: "В связи с тем, что распространяется ложная информация, я уполномочен заявить, что правительство в полном составе работает во главе с Владиславом Ардзинба и находится в городе Гудаута Республики Абхазия". – И потом, по телевизору он так и объявил: "Правительство Республики Абхазия во главе с Ардзинба работает и находится в Гудауте. Об этом нам сообщил постоянный представитель Игорь Ахба".
Людей это воодушевило. В Абхазии была сложная ситуация. Народ был подавлен. И вдруг – такой прорыв. И Владислав Григорьевич позвонил мне: "Молодец! Игорь, организуй людей! Делай пресс-конференции!" – Пресс-конференции – важная форма донесения информации.
— Грузинских журналистов приглашали?
— Был, например, один такой эпизод, когда один из грузинских журналистов задал мне вопрос: "Господин Ахба, а где базируются самолеты, которые сбрасывают бомбы в районе Ткуарчала?" – А там грузинские войска размещались. Ведущая пресс-конференции говорит: "За такие вопросы вас бы в Афганистане закидали камнями". – А я журналисту говорю: "Знаете, эти самолеты базируются в моем родовом селе". – Все смеялись.
Работа в подполье
— Но на самом деле, догадываюсь, было не до смеха?
— Были очень сложные моменты, особенно в первые месяцы войны, когда в буквальном смысле судьба нашего народа висела на волоске. У нас фактически не было денег даже снять помещение для представительства. Часто владельцы помещений нас боялись. И всякого рода были провокации, конечно. Угрозы, попытки помешать нам.
Но, вы знаете, абхазы так говорят: "Всевышний нам помогал!" – И Всевышний нам помог. И во время войны, и по сегодняшний день помогает. Потому что, хотя и есть такая известная русская поговорка: "На бога надейся, а сам не плошай", но, тем не менее, абхазы рассчитывают на Всевышнего.
— Вы сменили много помещений?
— Четырнадцать мест. Есть же абхазы, которые давно живут в Москве, у которых свой бизнес. Они предоставляли нам две-три комнаты в своих офисах. Одно время располагались в подвале в детском саду. Где мы только не были! Где мы только не обитали! Уже после войны нас приютил Фонд духовного единства Георгия Трапезникова, дал нам несколько комнат. Не побоялся. И вот мы там сидели до 2008 года. После подвалов в здании напротив ВГИКа было очень уютно.
Одно из первых помещений нам предоставил наш соотечественник Роман Лазба. Он был начальником управления Спецмонтажстроя. И у него на улице Кедрова было цокольное помещение, но достаточно большое – метров 250, наверное. И он нам несколько комнат выделил.
Был такой забавный эпизод. Однажды из правительства Москвы с депешей к нам приехал фельдъегерь, заходит и спрашивает: "Почему здесь у вас нет никакой вывески?" – Кто-то ему сказал, что у нас сейчас в основном здании капитальный ремонт, и мы временно здесь размещаемся. Я помню, по этому поводу наши друзья из МИД РФ говорили в шутку: "Игорь Муратович! Когда вы в следующий раз поменяете свою "малину", сообщите нам!" – Я говорю: "Непременно!"
— В поэме "Полтава" Пушкин написал: "Мы ломим, гнутся шведы". А когда вы в своей информационной войне почувствовали, что вы – ломите, а противник гнется?
— Мы организовали выставку, когда были слушания в Верховном Совете РФ по вопросу "Положение на Северном Кавказе и в Абхазии". Мы организовали ее в фойе Верховного Совета – он тогда размещался в Белом Доме. Привезли снаряды, осколки запрещенных игольчатых боеприпасов. Фотографии, в том числе трофейные, с боями и жертвами. Многие депутаты не могли поверить, что такое может происходить. Но у нас были доказательства.
Если говорить откровенно, был момент, когда действительно все было на грани. Лев Черкезия, прокурор еще довоенной Республики Абхазия как-то мне сказал: "Когда началась война, было темно. И мы, как бабочки, слетались к вам в представительство на свет". – И действительно, собирались люди. К нам приходили, спрашивали.
— Отвлекали?
— Порой мешали, честно говоря. Потому что у нас, как на конвейере, работа. Там телефон, там факс, там раненые, там беженцы, там интервью. В общем, примерно как в фильмах с участием Чарли Чаплина. Однажды приехал Владислав Григорьевич и говорит: "Почему у тебя так много людей в помещении? Пускай займутся делом. Если здесь нет работы, пускай приезжают в Абхазию. Мы им там найдем, чем заниматься!"
И обеспечивать порядок нам стали помогать наши друзья – отставные офицеры-милиционеры. В кабинетах стало тихо. Уже никто не сидел напротив тебя с газетой в руках.
"Мы объявляем независимость!"
— Игорь Муратович, давайте расскажем о переговорах с грузинской стороной. Ведь сам переговорный процесс, очевидно, не был легким?
— Переговорный процесс начался практически с первых же месяцев. Начиная с 3 сентября, когда было подписано известное Московское соглашение о прекращении огня. В какой-то мере оно повлияло на ситуацию. Но не все вопросы удалось решить.
А потом были переговоры под эгидой ООН, при содействии Российской Федерации. Они проходили в основном здесь, в МИДе. Проходили они, конечно, в очень непростой обстановке, в условиях, когда шла война не на жизнь, а на смерть. Когда объявлялись какие-то перерывы, мы выходили буквально, как выжатые лимоны. Потому что было очень сильное психологическое напряжение.
— О чем было труднее всего договориться?
— Грузины пытались включить в состав своей делегации представителей так называемой автономной республики. А мы делали отвод. Это было несколько раз.
— Вы имеете в виду руководство "Абхазской автономии в изгнании"?
— Да-да, так называемая, самозваная Абхазская Автономная Республика в изгнании. Мы делали отвод и говорили, что с этими людьми в таком составе мы переговоры вести не будем. И они уходили. И вот один из нас – бывший министр иностранных дел Константин Озган сказал, что вот с этими людьми, у которых руки по локоть в крови, мы за одним столом сидеть не будем. Мы встали и ушли.
— Давайте вспомним самый напряженный, самый принципиально важный момент переговоров?
— Это было летом 1993 года, когда мы вышли на подписание соглашения о перемирии. Этот документ был составлен таким образом, что был, откровенно говоря, не в нашу пользу. Потому что это уже был период, когда наши войска чувствовали подъем, шли в наступление. А грузины были заинтересованы в паузе с тем, чтобы перегруппироваться. И вот нашей задачей было сделать все для того, чтобы отложить на какое-то время подписание этого документа.
В тот день мой старший товарищ приболел, и договорились, что на переговоры пойду я один. Во главе стола сидел Борис Пастухов, заместитель министра иностранных дел РФ. И восемь человек – грузинская делегация во главе с генералом Сандро Кавсадзе – доверенным лицом Шеварднадзе. Мы на нашем уровне должны были визировать текст. А подписывать должны были уполномоченные лица из руководства наших стран.
И вот наступил такой момент, когда нужно было сказать "да" или "нет". И я сказал: "Знаете, прежде, чем ответить вам, я должен посоветоваться с Владиславом Ардзинба". – Пастухов предложил мне свой кабинет, связь ВЧ. Вышел, я набираю номер. "Владислав Григорьевич, – говорю, – что делать?" – А он мне говорит: "Слушай, старик, внимательно. Скажи, что мы согласны подписать это соглашение, если этот документ подпишет Шеварднадзе".
Когда я это услышал, то сразу понял, что это в нашу пользу. Грузины на это никогда не пойдут. Зашел Пастухов: "Ну, как дела?" – Я говорю: "Все нормально! Мы готовы подписывать". – "Да что вы говорите!" – "Но, — говорю я, — при условии, что документ подписывает Шеварднадзе". – Пастухов замолчал. – Я говорю: "Что, Борис Николаевич, что-то не так? Вы думаете, что грузины не пойдут?" – "Думаю, что нет", — сказал он.
— И не подписали?
— Руководитель грузинской делегации Сандро Кавсадзе буквально съехал с кресла, побледнев, и, наверное, минуту с гаком не мог ничего сказать. Потом тихим голосом произнес: "Мы должны посоветоваться с Эдуардом Амвросиевичем". – И на этом мы разошлись. Не было оговорено никакой даты, когда мы в следующий раз встречаемся. В конечном итоге мы подписали это соглашение позже, когда наши войска уже были на подступах к Сухуму.
— Практически выигранное сражение!
— Да. На каком-то этапе мы обсуждали возможность создания союзного государства с равными субъектами – Абхазией и Грузией. Даже такой момент был, что стали серьезно обсуждать – как же оно будет называться? Федеративная республика? Владислав Ардзинба как-то заметил журналистам, что в грузинском языке нет звука "фэ". И как тогда будет звучать название государства?
В итоге грузины сказали: "Мы предоставляем Абхазии широчайшую автономию". – На что мы ответили: "Предлагаемые вами схемы исторически себя изжили. Мы объявляем независимость".
Фактически мы были независимы, а в 1999 году мы приняли Акт о государственной независимости. Решение это было окончательно оформлено в результате референдума, на котором народ сказал: "Мы за независимую, суверенную Абхазию". И на этом все переговоры относительно статуса, взаимоотношений прекратились.
Опыт побед
— Игорь Муратович, сам Шеварднадзе признавал, что Абхазия выиграла информационную войну. Сейчас – другие времена, другие технологии. Но, может быть, есть какой-то универсальный опыт, который будет полезен в реалиях сегодняшнего дня?
— Как-то я давал интервью представителю одной из армянских газет. Он спрашивал меня: "Как вам, абхазам, удалось победить?". – Я ему сказал: "Знаешь, стремление во что бы то ни стало обрести свободу и независимость помогало нам пройти этот сложный путь".
Очень важен опыт единства. Народ тогда поверил Ардзинба. И он действительно стал по-настоящему общенародным лидером. И все были сплочены вокруг президента.
