Но в этом они отличаются от бывших соотечественников, давно натурализовавшихся в странах, где ныне кипят такие страсти. Соотечественники в значительной своей части относятся к происходящему у них не в пример спокойнее — по крайней мере, внешне. Они или вообще не говорят о том, что так занимает россиян, как будто вообще ничего не происходит, — солнышко светит, дождик идет, исламисты людей режут. Или говорят с большим оптимизмом — все, дескать, образуется, пишет Максим Соколов для РИА Новости.
Так, например, оцениваются планы Макрона по созданию "республиканского ислама". То есть такого извода магометанской веры, который будет отличаться глубочайшим уважением к ценностям Республики, ко всяческим "либерте", "эгалите", "фратерните". И в первую очередь, конечно, к "либерте". При этом прямым текстом не говорится, что магометане должны спокойно и с уважением относиться к рисункам "Шарли Эбдо", но есть цель — побудить правоверных уважать республиканские ценности, очевидно, и "Шарли" тоже.
Когда о республиканском исламе говорится не как о беспочвенной мечте, но вполне реальном проекте, это вызывает мысль, что, возможно, бывшим соотечественникам виднее. Они уже много лет живут во Франции, совсем там натурализовались и лучше разбираются в местных делах, нежели сторонние наблюдатели.
Это было бы так при одном условии. Если бы они не просто говорили "ça ira", "дело пойдет", как некоторое заклинание, но рассказывали об очевидных тенденциях, ведущих к торжеству республиканского ислама. Например, о том, что новое поколение натурализованных французских мусульман гораздо сильнее привержено республиканским ценностям, и это всем ясно.
Таких рассказов мы не видим. Возможно, потому, что рассказчика могут попросить провести экскурсию по северным предместьям Парижа и наглядно показать то, о чем он говорит — hic Rhodus, hic salta, — а ему этого делать по понятным причинам не хочется.
В действительности вера во всепобеждающую силу республиканизма базируется на исторической аналогии. Не всегда католицизм во Франции был таким мягким и пушистым. Еще в конце XIX века один христианнейший аббат на страницах газеты Libre parole заявил, что "живет чаянием той светлой будущности, когда из кожи, содранной с гугенотов, масонов и евреев, будут сделаны дешевые ковры и он, как добрый христианин, будет постоянно топтать такой ковер ногами". С тех не прошло и ста пятидесяти лет, а прогресс нравов очевиден. Если Республика сумела укротить такую мощную корпорацию, как католическая церковь, превратив ее в смиренный клуб реконструкторов, то и вера Пророка не устоит и там же окажется.
Та небольшая деталь, что исторически римская вера уже была на излете — оттого так и укротилась, — а ислам очень даже на подъеме и, следственно, аналогия ложная, от внимания республиканцев укрылась.
Но войдем и в положение оптимистических бывших соотечественников. Хоть во Франции, хоть в США, где тоже творятся дела удивительные. Когда новые эмигранты только вступали на чужую землю, ничего такого и в помине не было.
Они жили, поживали, добра наживали, успешно ассимилировались — и тут началось нечто странное. Конечно, при охлажденном и, желательно, постороннем взгляде такие вещи добром не кончаются. Разболтанность общественного механизма достигла критической отметки. Тем более что очень неприятное сходство с поздним СССР — от которого они когда-то бежали — не может не бросаться в глаза.
Многие все это понимают — но что же делать? На склоне лет опять куда-то ехать и снова начинать жизнь заново? Но они помнят, каково им когда-то было врастать в новую жизнь, это было совсем не масло сливочное, нахлебались досыта, и по новой совсем не хочется. К тому же куда бежать, когда всюду страсти роковые и от судеб защиты нет?
Остается убеждать — не других, себя —
"О, США, могучая держава,
Пусть развевается твой благородный флаг,
Пусть развевается он величаво,
Неколебимы США в веках".
А также рассказывать себе, как в милой Франции прекрасной возрастет в силе духа республиканский ислам. Ибо признать реальность страшно.
Окажись мы на их месте, скорее всего, тоже проводили бы с собой суггестотерапию. Человек слаб.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции.
