Это случилось в самый разгар последнего победного наступления на Сухум. Сухумский батальон перебежал через железную дорогу и начал атаковать обосновавшегося в массивских девятиэтажках врага. Неприятель, загнанный в угол, в агонии, отчаянно и достаточно успешно оборонялся. В их пользу был рельеф местности.
Мы вынуждены были перебегать от кустов к деревьям, от дома к дому, снизу вверх. Очень напряженная и нервозная обстановка. В одном из укрытий я пересекся с Леваном Микаа. Отдышавшись после очередной перебежки, он вдруг попросил у меня сигаретку. Меня это искренне возмутило: "Неужели ты до сих пор не привык к тому, что я не курю?! Никакой логике не поддается в моем понимании курение! Что за смысл в том, чтобы втягивать в себя дым и обратно выдыхать?!" Леван махнул рукой, мол, тут снаряды, пули, раненые, убитые, а тут еще этот с лекцией о вреде курения. И побежал дальше.
А ведь на самом деле, кто только и как убежденно мне не предрекал, что я все равно начну курить, если не в старших классах, то в студенческие годы точно. Если не после учебы, то сразу, как только женюсь. Ну, уж на войне точно! Ан, нет, не стал! Откуда же такая стойкость, такое неприятие этого зла? Все из моего детства. Удивительная, простая, жизненная история, которая внесла в мою жизнь полную апатию к курению.
Сила искусства
На тот момент мне было лет девять, может, десять. Летние каникулы. По сложившейся традиции родители вывезли всю семью на дачу в селе Мачара. Вместе с нами был мой двоюродный брат Сережка. Он постарше меня года на три-четыре и, соответственно, мог повлиять на мое поведение. В том числе и негативно. И даже то, что тогда произошло, было его идеей.
В те времена были очень популярны гэдээровские фильмы про индейцев. Киностудия "Дэфа" их, как горячие пирожки, выдавала - про благородных апачей, могикан и сиу. "Виниту - сын Инчучуны", "Чингачкук – Большой Змей" - просто забойные блокбастеры тех лет. Югославский актер Гойко Митич – главный киноиндеец. Нас интересовало все в индейской жизни. Восхищались, как они отчаянно сражались с вредными и алчными бледнолицыми. Переживали за то, как благородно они спасали друг друга и хороших белых. Очаровывались тем, как проворно они запрыгивали на лошадей и как точно метали томагавки. А уж с каким они уважением и почетом относились к старшим. Ну, и, понятное дело, курили трубку мира. Этот неторопливый и почетный ритуал притягивал внимание своим таинством, каким-то особым шармом.
Как-то, в очередной раз, по пустяку рассорившись с Сережкой, я ушел в глубь двора и залег в тени инжира. Солнце изрядно припекало, купаться было некомфортно. Легкий бриз приласкал, и сон накрыл меня. Вдруг меня растолкал Сережка и многозначительно поманил за собой. Я послушно проследовал за ним. Он увел меня на соседский участок, где из укромного местечка достал самую настоящую трубку! Он смастерил ее из бамбука. Оригинально и просто - он продырявил ствол бамбука и вставил в него другой, потоньше и подлиннее. На вид была настоящая трубка мира! Как у индейцев!
- Ну что! Раскурим трубку мира? – спросил Сережка.
- Конечно! Мир так мир! А что будем раскуривать? – заинтригованно спросил я.
Оказывается, он зря время не терял. Там же, в тайнике, был пучок высушенной травы и даже спички. Он неторопливо растер сено, засыпал в трубку и прикурил. Сделав пару затяжек, он многозначительно передал мне.
- Теперь ты! Пусть будет мир и дружба! – провозгласил брат.
- Ну да! Пусть будет так! – послушно вторил ему я.
Картинно, вспоминая, как это было в кино, пригубил трубку и сильно затянулся. Едкий дым разодрал мое горло. Я сильно закашлялся. Это было отвратительно. Я даже этого не скрывал. Сережка же вошел в роль, и мое неприятие его возмутило:
- Ну, хочешь, пойдем, табак возьмем в казарме? – предложил он.
- Точно! Пошли! – почему-то согласился я.
Табачный набег
В те времена село Мачара было настоящим совхозом. С огромными плантациями цитрусовых и табака. Все жители были заняты разведением мандаринов и апельсинов, возделывали и табак. В народе поговаривали, что наш табак был отличного сорта, который назывался самсун, и что его за доллары закупала американская фирма "Филипп Морис". Та самая, которая выпускала "Мальборо".
Вручную собирали, вручную раскладывали, нанизывали на шпагаты и развешивали на специальные станины. Там табак сушился. Именно туда мы проникли, сорвали охапку ароматнейших листьев и рванули опять в свое убежище. Следующий "ритуал примирения" уже с настоящим табаком пошел ловчее. Был противный и жгучий, но получше, чем первый с простой травой. Незаметно это превратилось в ежедневную традицию.
Мы демонстративно ссорились, а потом курили трубку мира. И затягиваться стало легче и уже не кашляли почти. Но детское любопытство безгранично. Трубка трубкой. А что насчет сигарет? Может, и их попробовать? Они с фильтром. Может, не так противно? Идти и покупать в сельский магазин страшно - вдруг кто-то увидит или узнает нас. Решено было идти в Агудзеру.
Операция "Агудзера"
Она совсем недалеко. По берегу ближе всего, но не пройти. Там стоит вышка с часовым. Стоит приблизиться, как он в рупор начинает предупреждать, что это запретная зона и проход запрещен. Мы даже по морю пытались проплыть и то не разрешили. Солдатики выбежали и жестами отогнали нас назад. Решено было пойти прямо по железной дороге. Было страшно. В те времена поезда ходили очень часто. Особенно противные и шумные были товарные составы. Они шли медленно и бесконечно. Но раз решили, значит, решили. И вот, мы уже в пути. Нам повезло: всего пару раз пришлось прыгать в кусты. И это были не товарняки, а пассажирский поезд и электричка.
В самой Агудзере мы легко нашли большой магазин и купили аж две пачки сигарет! В черной мягкой упаковке "Ява 100". Вернувшись на дачу, в свое укрытие, распробовали теперь уже сигареты. Конечно, с фильтром было легче курить. После совхозного табака длинные явские сигареты казались изысканным развлечением. Договорились курить по две-три сигареты в день, чтобы растянуть удовольствие, да и денег на приобретение пока не было. Можно сказать, что мы уже стали заправскими курильщиками, но тут грянул гром.
Обожаю тебя, Цесса!
Моя средняя сестра Саида, мы ее называли Цесса, училась в Тбилиси, в академии художеств. Она приехала на каникулы, и вечером отец привез ее на дачу. Нас стали громко звать. Как раз в это время мы раскуривали свои вечерние сигаретки. Наспех затушив их, мы забежали в соседский мандариновый сад. Там мы сорвали незрелые плоды и стали их жевать. Так мы, как считали, перебивали запах сигарет. Когда мы пришли в дом, Цесса уже убежала купаться. Мы пошли на берег поздороваться с ней. Она вдоволь плескалась в ласковом море, видимо, сильно соскучилась и, наконец, вышла. По традиции мы крепко обнялись и расцеловались. С Сережкой как-то прошло нормально, а вот меня вдруг резко отстранила и принюхалась.
- Лешка! Ты что куришь?! – грозно спросила она
- Да нет! С чего взяла?! – оправдывался и врал я.
Еще разок принюхавшись и убедившись в своих подозрениях, она неожиданно залепила мне звонкую пощечину.
- Бессовестный! Ты зачем мне врешь? Я же чувствую! Как тебе не стыдно? Сережка, это что значит?! – набросилась она на брата.
Цесса была старше на целых семь лет и могла себе позволить такое. Тем более что наша конспирация развалилась. Мы даже не пререкались больше, просто обреченно смотрели в песок. Сестра больше ничего не сказала и просто пошла домой.
Мы были в полном смятении - сейчас она расскажет родителям, а особенно папе, и меня ждет самое суровое наказание. Сережка был постарше, ему, возможно, и сойдет с рук, но вот что касается меня… Папа ненавидел табак, ненавидел сигареты, ненавидел табачный дым и все, что с этим связано. Курение для него было непростительным и самым большим грехом! А тут единственный сын, совсем малыш, и курит! Мы просто сидели у кромки моря и ждали кару. В голове как многосерийный фильм пронеслась эпопея с трубкой мира, табаком из казармы, железная дорога, Агудзера, красивая пачка сигарет. Я ненавидел все и всех на свете. И Сережку, и ту продавщицу, которая нам продала сигареты, и даже индейцев с их обычаями, и даже, может быть, Гойко Митича.
Время шло, уже стемнело. Час расплаты неминуемо приближался. Нас стали звать домой пить чай. Мы решили, что так нас расслабляют, чтобы мы послушно пришли, а там… а там даже представить сложно, что нас ждет. Вот она калитка двора, вот веранда, вот стол накрыт, чай, разлитый по стаканам, варенье какое-то… И все улыбаются. Первый нарушил томительную паузу папа:
- Где вы ходите столько? А ну, быстро за стол! Чай остывает!
Я поверить не мог. Как же так? А где наказание? Я красноречиво посмотрел Цессе в глаза. Она многозначительно покачала головой и подмигнула. Уже когда все разошлись, она подошла ко мне, тепло по-сестрински обняла меня и сказала:
- Обещаешь мне больше никогда не курить, обещаешь?
- Обещаю, конечно! Обожаю тебя! – я был растроган, поражен ее благородством.
Радости не было предела. Я расцеловал ее.
- Обещаю, Цесса, никогда не буду курить!
И ведь сдержал слово. Не курю. И вам не советую.
