https://sputnik-abkhazia.ru/20220508/ya-znayu-chto-za-chertoy-milana-lomiya-o-teatre-i-sebe-1039008100.html
"Я знаю, что за чертой": Милана Ломия о театре и себе
"Я знаю, что за чертой": Милана Ломия о театре и себе
Sputnik Абхазия
Выпускница Театрального института имени Бориса Щукина, актриса Милана Ломия дала интервью колумнисту Sputnik Алексею Шамба. 08.05.2022, Sputnik Абхазия
2022-05-08T19:45+0300
2022-05-08T19:45+0300
2022-05-08T20:27+0300
интервью
культура
абхазия
театр
https://cdnn1.img.sputnik-abkhazia.info/img/07e5/02/17/1031889033_0:380:2048:1532_1920x0_80_0_0_6ba195a92f539141fcff3de9e1a72ddb.jpg
Алексей Шамба, SputnikМое знакомство с героиней этого интервью произошло неожиданно и застало меня врасплох. Я работал осветителем в РУСДРАМе и на премьерном показе спектакля "Игрок" отвечал за художественный дым, который на сцене выглядит очень эффектно, добавляет глубины и таинственности. Но рождается это чудо весьма прозаично, и процесс сильно напоминает приготовление шашлыков. Выглядело это следующим образом. Сбоку от сцены на электрической плитке нагревалась металлическая пластина, на нее насыпался специальный порошок. Он нагревался и превращался в дым, который с помощью банального куска картона надо было равномерно раздувать по сцене, что я, собственно, старательно делал, расположившись на табуретке.И вот, в разгар спектакля ко мне на стульчик подсаживается Милана Ломия, исполнительница роли Полины, и говорит, что у нее началась паническая атака, и она не сможет выйти на сцену. Милане действительно было плохо, и от ее нервных вибраций табуретка танцевала ламбаду. Все это происходило под "Лакримозу" Моцарта, было обильно приправлено глубоким текстом Достоевского и световыми изысками от Евгения Лисицына. Пока я судорожно придумывал, как морально реанимировать юную актрису, она в одно мгновение встрепенулась и, как птичка, выпорхнула на сцену.Мне тогда стало очень интересно, каким же надо обладать характером при такой внешней хрупкости, чтобы так быстро взять себя в руки и продолжить делать свою работу.- Помнишь, Милана, этот спектакль?- Еще бы. Я очень хорошо запомнила ту премьеру. Был не просто аншлаг, а переаншлаг. Зрителей было так много, что на всех не хватало кресел, поэтому пришлось ставить стулья. Первый выход на сцену на родине, сложный спектакль, а в зале много знакомых и родных. Я очень волновалась.- Что тебе тогда помогло?- Так сложилось, что у меня во многом мужской характер. Иногда это мешает, иногда помогает. А панические атаки - это действительно проблема, они бывают и сейчас, но я учусь справляться с ними. Интересно то, что перед вторым показом мы нервничали еще больше, нас просто трясло, и это не было обычным волнением перед выходом на сцену. Кроме того, мы его сильно усугубили.- Каким образом, если не секрет?- Представляете, наш самый тихий актер Дэвид Пилия, из которого в обычной жизни не вытянешь и слова, перед спектаклем позвал нас всех и предложил выпить по 50 граммов коньяка, чтобы расслабиться. Мы согласились, но как очень скоро выяснилось, напрасно. Волнение не только не уменьшилось, его стало еще больше. Я почувствовала, что не понимаю того, что делаю на сцене. Оказалось, схожие ощущения были у всех. После спектакля мы почти одновременно сказали, что больше никогда и никаких ни 50, ни 30, ни 10 граммов употреблять не будем.Прыжок в неизвестность- Я знаю, что твой путь в актерскую профессию не был простым. В выпускном классе ты планировала стать экономистом, но поступила в АГУ на факультет журналистики, а через два года ты стала студенткой Театрального института имени Бориса Щукина. Возникает ощущение, что тебя конкретно "штормило" при выборе профессии. Что заставляло тебя несколько раз очень круто менять свой выбор?- Я девушка деревенская и самая старшая из четверых детей. Жизнь, которая меня окружала в детстве, была непростой. Я наблюдала за тем, как много и тяжело приходилось работать родителям, и это была далеко не офисная деятельность.- Вам надо было им помогать?- Да, но это не означает, что нас нещадно эксплуатировали. Мы были абсолютно живыми и нормальными детьми, любили гулять, играть с друзьями и убегать на речку. Но определенные обязательства у нас были. Например, мама сажала просто какое-то бесконечное количество овощей, буквально по несколько тысяч корней перца, помидоров и огурцов. Я помню, как однажды она пообещала нам с сестрой купить джинсовые юбки, если мы будем хорошо работать. По тем временам это было очень круто.- Судя по твоей улыбке, вам их не купили?- Так и есть, но ничего страшного, в памяти осталось только хорошее: детство, труд, природа, животные и общение с близкими. Вообще, если говорить о детстве, то оно было счастливым. Я вспоминаю чувство необычайной легкости, все краски были яркими, все было пропитано детством. Несмотря на то, что зимы могли быть холодными, я помню только теплые летние дни. У нас был сосед, он часто приезжал к нам на лошади, и мне нравилось на ней кататься. Я не помню имени этого человека, но хорошо помню, что лошадь была рыжего цвета, а сам сосед был одет в национальную одежду. Вот такие воспоминания. Это действительно было счастьем.- Чем запомнился школьный период?- Моя мама - филолог, поэтому я была хорошо подготовлена к школе. К пяти с половиной годам я уже умела читать, писать и считать до ста. Сложностей никаких не было, я была приучена к дисциплине. Иногда не без помощи линейки по пальцам, так как мама была строгой. Меня не нужно было контролировать и делать вместе со мной домашнюю работу, но в третьем классе я стала учиться хуже. Видимо, какой-то контроль был все-таки нужен, а может, из-за того, что учеба давалась мне легко, постепенно исчезла мотивация.- Как тебе удалось преодолеть эти трудности?- В четвертом классе я очень отчетливо поняла, что мне надо выучиться, и только это даст мне шанс жить легче, чем родителям. После этого кризиса и до окончания школы я училась на отлично. В начале 11-го класса я решила стать экономистом. Мне казалось, что эта профессия поможет состояться в жизни, что-то заработать и помочь семье. Я занималась около года с репетиторами, но в определенный момент почувствовала, что экономика - это не мое.- Почему ты сделала такой вывод?- У меня всегда была тяга к творчеству. Я выступала в школе на всех праздниках. Помню, как в восьмом классе в одной из сценок переоделась в старуху, это вызвало яркую реакцию у публики. Почти все стали говорить, что у меня есть актерские способности. А еще я любила читать. Мое воображение легко рисовало разные картины, и я чувствовала, что во мне может накапливаться нечто, чем я хочу поделиться с людьми.- И ты решила, что творческая профессия даст тебе возможность больше проявить себя?- К концу школы я взяла справочник для поступающих в АГУ и стала искать что-то более связанное с творчеством. В результате мой выбор остановился на факультете журналистики. Это уже было мне ближе, тем более, моя тетя, Анна Гуния, известный журналист, и я помню, как в детстве даже подражала ей. Я поступила, закончила два курса, а на третьем мне стало неинтересно.- Как это проявлялось?- Появились проблемы с некоторыми педагогами, пропуски, я постоянно отпрашивалась, еще и мама заболела. В результате у меня состоялся очень неприятный разговор с одним преподавателем. У меня возникло чувство, что он отнесся ко мне несправедливо, скорее даже безжалостно. Я не смогла на это не среагировать и вышла из аудитории. Я вообще могу быть очень резкой.- Таким образом, история с журналистикой закончилась?- Не совсем. Через несколько дней после разговора этот преподаватель делал материал в Абхазском театре к юбилею актрисы Виолетты Маан. Обычно на таких мероприятиях журналисту требуется помощь ассистентов. На эту работу, как правило, берут только тех, кто не пропускает занятия и любимчиков. Я не относилась ни к одной из этих категорий, поэтому, когда меня пригласили поехать, это было для меня очень неожиданно. Только позже я смогла оценить, насколько важной в моей жизни стала эта поездка.- Звучит очень интригующе! Что же там произошло?- Мы приехали, началась запись передачи. Меня просто очаровало пение Виолетты Маан. Я помню, что когда она закончила петь, наступила тишина, и я стала ей аплодировать. А вот после этого и произошло то самое событие. Только представьте, ко мне подошел один из самых известных актеров Абхазии Кесоу Хагба и сказал, что завтра будет проходить дополнительный набор в Щукинское театральное училище. Меня пригласили на прослушивание, сказав, что я обладаю необходимыми данными для этого.- Неожиданный поворот.- С учетом того, что я до этого никогда не слышала про "Щуку" и не увлекалась театром, то для меня это было настоящим прыжком в неизвестность.- Как отреагировали родители?- Я подготовилась к прослушиванию, прошла его и сообщила маме, что поступила. Папе я рассказала отдельно. Он только спросил: "Что? Куда?". Потом категорически сказал: "Нет". Конечно, мое поступление было слишком резким для него событием, я расплакалась, но быстро взяла себя в руки. Мне удалось постепенно подвести родителей к мысли, что учеба в этом институте - это именно то, что мне нужно. Кроме того, у меня появился неожиданный союзник – Кесоу Хагба.- Он как-то повлиял на твоего папу?- Да, он встретился с ним, рассказал, что жить я буду в общежитии, которое оплачивается нашей стороной, что у меня будет стипендия. Я очень волновалась, но отказать Кесоу, его спокойной манере вести беседу и правильным аргументам папа не смог. Этот человек еще помог мне материально, так как поначалу все это было очень тяжело. Поэтому Кесоу Хагба, можно сказать, является моим вторым отцом.- Ты можешь назвать имя и фамилию преподавателя, который взял тебя на судьбоносную для твоего будущего съемку передачи?- Да, конечно. Это была Екатерина Бебия, известный журналист, профессор кафедры журналистики АГУ.Учеба в "Щуке"- Что почувствовала скромная девушка из Абхазии, когда попала в легендарное пространство Театрального института имени Бориса Щукина?- Первые два месяца я молчала на лекциях. Грубо говоря, я не понимала, о чем они говорят. После трех таких занятий я подошла к Елене Александровне Дунаевой, преподавателю по истории зарубежного театра, и попросила дать список литературы, которую они уже прошли на первом курсе. Следующие два месяца я усиленно занималась, много читала. Я заработала бессонницу, но при этом чувствовала себя сильной и способной проработать материал, а еще мне было безумно интересно, и учеба шла легко. В результате мне удалось сдать все зачеты и экзамены за первый курс и закрыть текущую сессию за второй. Но был и еще один результат - я заговорила.- У тебя не было комплексов из-за того, что пришлось догонять своих однокурсников?- Нет, я совершенно этого не стыдилась. Я знала, что смогу хорошо учиться. Родители приучили меня к дисциплине и ответственности еще в раннем детстве. Это и помогло мне, но период был действительно насыщенным. Я хотела, чтобы мои знания были глубокими. По изобразительному искусству, например, мне было важно не просто назвать автора и название картины, но и знать мнения специалистов, историю появления этой работы и исторический контекст. Знания впитывались в меня, как в губку. Правда, сейчас я иногда думаю, куда все это подевалось.- Ты не чувствовала пробелов в практических занятиях из-за того, что поступила сразу на второй курс?- Времени на рефлексию после поступления не было. Уже на второй день нужно было показывать этюды. Елена Викторовна Одинцова, наш куратор, отправила нас в костюмерную, где мы с Амандой Кварацхелия готовили наш первый этюд. Нам помогала Ирина Делба. Я изобразила старуху с палкой, которая ходит по рынку, просит милостыню и ругается на всех. Этот образ я помню еще с детства. Для человека, который впервые оказался в "Щуке", это было неплохо. Вот так и началась моя учеба, о которой можно говорить бесконечно.- Актерская профессия подразумевает некоторую свободу на сцене, например, объятия и поцелуи. Насколько я понимаю, режиссеры не любят, когда актеры отказываются это делать. Как все это уживалось для тебя с нашим абхазским менталитетом?- Надо сказать, что наш курс был целевым, абхазским. Об этом знали все преподаватели, поэтому целоваться нас не заставляли. Наши особенности учитывались, и понимание этих моментов было абсолютное. В начале учебы я была абсолютно деревенской девочкой, можно даже сказать, дикой. То, что мне удалось избавиться от стеснения, снять с себя слои кожи для того, чтобы стать свободной и играть на сцене - это абсолютная заслуга преподавателей. Их было много, и каждый дал мне то, что помогает выходить на сцену. Но было непросто. Я помню сильную зажатость, особенно в отрывках с объятиями.- Как ты думаешь, легко работалось с абхазским курсом преподавателям?- Мы были очень непростым курсом, нас не гладили по головке, никакого снисхождения в учебе не было. Во многом то, что мы все успешно закончили институт - это заслуга Елены Викторовны Одинцовой. Ей с нами было тяжело, но она выдержала.- Ты рассказывала, что у молодых актеров часто создается иллюзия того, что они самые талантливые, умные и мощные, и что все самые известные театры только и ждут, когда они соизволят поработать в них. В чем причина этого заблуждения?- Все четыре года нас воспитывали разные педагоги, но каждый по своему предмету старался сделать так, чтобы нам было чем поделиться со зрителем. Из нас лепили актеров, и мы сами начинали верить в то, что мы – настоящие актеры, поэтому после окончания учебы было совершенно логично хотеть попасть в самые лучшие театры.Хорошо, что в процессе учебы нам дали понять, что стать артистом - это не только закончить институт. Необходимы годы упорного труда на сцене. Конечно, когда ты приезжаешь в свою родную страну и играешь в РУСДРАМе сначала в "Игроке", затем во "Всех моих сыновьях" возникает опасность стать довольной собой, но меня спасает самокритика. Я хорошо помню свои ощущения, когда просмотрела записи своих первых выходов на сцену и подумала: "Господи! Что это такое? Это какой-то ужас!".- У тебя не было желания остаться в Москве?- Такие мысли были. Студенты постоянно ходят на кастинги и пробы. Вполне возможно, что могла бы сейчас работать в театре "У Никитских ворот". Я даже пробовалась у Туминаса. Но, видимо, это не мой путь. Из-за того, что я два месяца находилась в Абхазии во время работы над "Игроком" и "Сыновьями" многие пробы прошли без меня.Возвращение домой- Ты закончила один из самых известных театральных вузов России и приехала в Абхазию. У тебя не было ощущения провинциальности?- Всем бы такую провинциальность! С одной стороны, когда я приехала в Абхазию, то была вдохновлена тем, как Ираклий Ревазович Хинтба возрождает театр. Почти весь наш курс сейчас в РУСДРАМе. С другой стороны, у меня было чувство долга перед Кесоу Хагба. Оно выражалось в том, что после обучения я должна была приехать на службу в Абхазский театр. Так я и поступила. В Абхазском театре я ввелась в спектакль "Махаз" и состоялась одна премьера с моим участием - спектакль "Ромео и Джульетта". Но на этом моя работа там, к сожалению, закончилась. Я надеюсь, что ситуация в единственном национальном театре страны стабилизируется, кризис уступит место творчеству, а актеры смогут регулярно выходить на сцену.В это же время я играла в двух спектаклях в РУСДРАМе, но в штате не была. Примерно полгода я находилась в подвешенном состоянии: всего два спектакля в месяц и вне штата. Это было очень тяжело, но Ираклию удалось решить этот вопрос, был найден спонсор - Евгений Палант.- Когда твоя судьба определилась, ты успокоилась?- Да. Я ощутила защищенность, и мы начали работать. Уже в первый год было много разноплановых спектаклей, за участие в которых я очень благодарна Ираклию Ревазовичу. Когда работы много, можно вовремя распознать появление штампов. Эта внутренняя работа должна идти все время, иначе застой, а это для артиста почти что смерть.Иосиф Бродский- Расскажи про работу над моноспектаклем "Бродский". Почему ты стала инициатором постановки столь сложного произведения?- Иосифа Бродского я открыла для себя давно. Сначала увлеклась его стихами и статьями, а позже познакомилась с поэмой "Шествие". После ее прочтения я испытала сильнейшее психологическое потрясение. Это произведение не давало прямых ответов на мои вопросы, но многое объясняло. Я не сразу решилась рассказать Ираклию Ревазовичу о своей идее – сыграть на основе "Шествия" моноспектакль, но хорошо помню, как однажды утром все-таки отважилась, взяла распечатанную пьесу, подошла к гендиректору и сказала, что хочу поработать с этим материалом. Он быстро дал свое согласие на постановку, а через несколько дней я встретилась в Новом Афоне с режиссером из Петербурга Марией Романовой, и, сидя на берегу моря, мы начали первые консультации.- Что ты хотела донести до зрителя в своем моноспектакле?- Я говорю со сцены о том, что война хоть и закончилась, но мы продолжаем терять людей. Почему-то общество недооценивает того, что родившимся после войны жить и взрослеть было очень непросто. Многие вообще считают мое поколение потерянным. И эти темы явно перекликаются с поэмой "Шествие". Да, мы выиграли, добились свободы и независимости. Да, большинство живет, радуется этой победе и ее плодам, но нельзя забывать о тех, кто сейчас нуждается в помощи и в понимании.- Ты имеешь в виду своего отца?- Да. Он начал воевать, когда ему было 16 лет, практически подростком. После войны женился, родилось четверо детей. Как говорится, жить и жить. Но он не справился с тем, что творилось у него внутри. Уже пять лет его нет на этом свете, а я уже больше года играю этот спектакль, который стал для меня абсолютным "харакири", особенно первые показы. Постоянное нахождение в этом материале открыло мне понимание того, что для папы война не закончилась в сентябре 1993 года, она продолжалась до его смерти, а для многих идет и по сей день."Шествие" очень четко описывает его ощущения и мои. Он презирал тех, кто пользовался тем, что защищал свою родину. Он даже не ходил получать ордена и справки, которые могли бы сделать его жизнь легче. А у многих других было и есть все: от хорошей работы до трофеев. Для папы это было абсолютно неприемлемо. Вот из этой отцовской боли и моей ярости от его ранней смерти и родился спектакль "Бродский".- Тебе становится легче после спектакля?- Нет, не становится. Эта энергетика всегда со мной. Первые восемь показов вообще были "разрывом аорты". Это было очень плохо. Для меня. Многие зрители ожидали от этого спектакля красивой поэзии о любви, но основной посыл был другим: посмотрите вокруг, посмотрите на своего ближнего, выслушайте и поддержите его, не надо рассчитывать только на государство. Главное, что мы, люди, не смотрим друг на друга, каждый сейчас сам за себя. Эта ярость долго выходила из меня. Последние спектакли, благодаря Марии, стали легче и для меня, и для зрителей.- Ты уже знаешь, что находится за чертой?- Да, знаю. На первых спектаклях я боялась упасть в обморок. Несколько раз чувствовала, что мое сознание вообще находится не здесь. Иногда возникало сильное желание просто взять и все разрушить. В определенный момент я поняла, что постоянно находится в таком состоянии – это непрофессионально. Так актеры не работают. Сейчас мне удается снизить накал. Я рада, что спектакль живет, и у него есть свой понимающий зритель.О режиссерах- У актеров есть такое понятие "мой режиссер". Антон Киселюс относится к этой категории?- Я не могу сказать, что он меня как-то раскрыл или что-то со мной особенное сотворил. Работать с ним мне было комфортно и относительно легко даже над таким сложным материалом, как "Все мои сыновья". Антон из тех, кто точно знает, что хочет, у него есть своя концепция спектакля и понимание того, как этого добиться. Возможны, конечно, какие-то изменения, но непринципиальные. Грубо говоря, у него есть готовый каркас, а актеру достаточно войти в это пространство и оживить его.- Мария Романова?- Когда к нам приехала Мария, я поняла, что с таким режиссером мы еще никогда не работали. Возникло чувство, что все, чему нас учили в "Щуке", не имеет теперь никакого значения. На первых репетициях "Кровавой свадьбы" я помню ощущения ступора, так как Мария хотела, чтобы мы, актеры, некоторые сцены придумывали сами. Это было сложно, но интересно. Пришлось заново становиться актерами. Такая работа развивает, и это очень здорово. Этот опыт, а также близкие отношения, которые сложились с режиссером, очень помогли позже при работе над спектаклем "Бродский".- Артем Устинов?- Устинов тоже видит в актерах соавторов. У нас должен быть спектакль по Шекспиру "Зимняя сказка", и Артем дал нам задание: выбрать персонажа, взять у него интервью, записать это на видео и прислать ему. На "Электре" он тоже постоянно держал нас в тонусе: задавал нам вопросы, следил за нашей реакцией, откликами и, таким образом, распределял роли. Артем постоянно находится в диалоге с актерами и дает нам возможность пробовать что-то свое. Сначала это тяжело, возникает чувство, что ничего не получится, но со временем понимаешь, что это не так. Такой подход работает на актера и делает его игру максимально осмысленной.- Начиная с "Игрока", ты в каждом спектакле работаешь со взрослыми коллегами. Как у вас складываются отношения?- С самого первого выхода на сцену отношения складывались комфортно. Я чувствовала, что нас ждали. Мы у них очень много берем. Это большое счастье – понимать, что за спиной никто не говорит гадости. Что касается работы, то всегда можно рассчитывать на совет и поддержку. Вне театра эта трогательная забота тоже чувствуется. С Джамбулом Жордания, например, я очень близка. Как с отцом. Это очень для меня важно.- Ты не жалеешь о выборе профессии?- Нет, не жалею. Мне очень повезло. Я нашла свое дело. В театре есть все. Не хватает, допустим, в обычной жизни радости – здесь ее сколько угодно. Чувствуешь негатив – здесь масса возможностей выпустить пар с пользой для дела. Конечно, все это непросто, а часто бывает и откровенно тяжело. У меня пока не всегда получается быть настолько легкой, чтобы просто сыграть роль, затем отстраниться от нее и спокойно уйти домой. Я постоянно нахожусь, как говорится, в материале. Самое главное заключается в том, что театр дает мне все необходимые эмоции, и это делает мою жизнь счастливой.
https://sputnik-abkhazia.ru/20180703/abxazskie-shhukincy-poluchili-diplomy-1024384383.html
https://sputnik-abkhazia.ru/20180327/pervyj-igrok-abxazii-spektakl-po-dostoevskomu-postavili-v-rusdrame-1023504306.html
https://sputnik-abkhazia.ru/20180329/odincova-o-molodyx-akterax-igroka-mne-za-nix-bylo-ne-stydno-1023527082.html
https://sputnik-abkhazia.ru/20210326/Abkhazskaya-Odri-Khepbern-put-Violetty-Maan-k-teatru-1026953862.html
https://sputnik-abkhazia.ru/20180516/odincova-ob-abxazskix-vypusknikax-shhuki-zavoevali-izbalovannuyu-publiku-moskvy-1023947831.html
https://sputnik-abkhazia.ru/20210223/Naedine-so-stsenoy-v-RUSDRAMe-pokazali-sovremennogo-Brodskogo-1031888860.html
https://sputnik-abkhazia.ru/20180426/premera-vse-moi-synovya-v-rusdrame-1023777793.html
абхазия
Sputnik Абхазия
media@sputniknews.com
+74956456601
MIA „Rossiya Segodnya“
2022
Алексей Шамба
https://cdnn1.img.sputnik-abkhazia.info/img/102935/46/1029354694_0:0:769:768_100x100_80_0_0_e8ae1323444ff3ec9d03d2dd265940eb.jpg
Алексей Шамба
https://cdnn1.img.sputnik-abkhazia.info/img/102935/46/1029354694_0:0:769:768_100x100_80_0_0_e8ae1323444ff3ec9d03d2dd265940eb.jpg
Новости
ru_AB
Sputnik Абхазия
media@sputniknews.com
+74956456601
MIA „Rossiya Segodnya“
https://cdnn1.img.sputnik-abkhazia.info/img/07e5/02/17/1031889033_0:188:2048:1724_1920x0_80_0_0_09e302abb94c82dace0dc87b34f784fe.jpgSputnik Абхазия
media@sputniknews.com
+74956456601
MIA „Rossiya Segodnya“
Алексей Шамба
https://cdnn1.img.sputnik-abkhazia.info/img/102935/46/1029354694_0:0:769:768_100x100_80_0_0_e8ae1323444ff3ec9d03d2dd265940eb.jpg
интервью, культура, абхазия, театр
интервью, культура, абхазия, театр
Мое знакомство с героиней этого интервью произошло неожиданно и застало меня врасплох. Я работал осветителем в РУСДРАМе и на премьерном показе спектакля "Игрок" отвечал за художественный дым, который на сцене выглядит очень эффектно, добавляет глубины и таинственности. Но рождается это чудо весьма прозаично, и процесс сильно напоминает приготовление шашлыков. Выглядело это следующим образом. Сбоку от сцены на электрической плитке нагревалась металлическая пластина, на нее насыпался специальный порошок. Он нагревался и превращался в дым, который с помощью банального куска картона надо было равномерно раздувать по сцене, что я, собственно, старательно делал, расположившись на табуретке.
И вот, в разгар спектакля ко мне на стульчик подсаживается Милана Ломия, исполнительница роли Полины, и говорит, что у нее началась паническая атака, и она не сможет выйти на сцену. Милане действительно было плохо, и от ее нервных вибраций табуретка танцевала ламбаду. Все это происходило под "Лакримозу" Моцарта, было обильно приправлено глубоким текстом Достоевского и световыми изысками от Евгения Лисицына. Пока я судорожно придумывал, как морально реанимировать юную актрису, она в одно мгновение встрепенулась и, как птичка, выпорхнула на сцену.
Мне тогда стало очень интересно, каким же надо обладать характером при такой внешней хрупкости, чтобы так быстро взять себя в руки и продолжить делать свою работу.
- Помнишь, Милана, этот спектакль?
- Еще бы. Я очень хорошо запомнила ту премьеру. Был не просто аншлаг, а переаншлаг. Зрителей было так много, что на всех не хватало кресел, поэтому пришлось ставить стулья. Первый выход на сцену на родине, сложный спектакль, а в зале много знакомых и родных. Я очень волновалась.
- Что тебе тогда помогло?
- Так сложилось, что у меня во многом мужской характер. Иногда это мешает, иногда помогает. А панические атаки - это действительно проблема, они бывают и сейчас, но я учусь справляться с ними. Интересно то, что перед вторым показом мы нервничали еще больше, нас просто трясло, и это не было обычным волнением перед выходом на сцену. Кроме того, мы его сильно усугубили.
- Каким образом, если не секрет?
- Представляете, наш самый тихий актер Дэвид Пилия, из которого в обычной жизни не вытянешь и слова, перед спектаклем позвал нас всех и предложил выпить по 50 граммов коньяка, чтобы расслабиться. Мы согласились, но как очень скоро выяснилось, напрасно. Волнение не только не уменьшилось, его стало еще больше. Я почувствовала, что не понимаю того, что делаю на сцене. Оказалось, схожие ощущения были у всех. После спектакля мы почти одновременно сказали, что больше никогда и никаких ни 50, ни 30, ни 10 граммов употреблять не будем.
- Я знаю, что твой путь в актерскую профессию не был простым. В выпускном классе ты планировала стать экономистом, но поступила в АГУ на факультет журналистики, а через два года ты стала студенткой Театрального института имени Бориса Щукина. Возникает ощущение, что тебя конкретно "штормило" при выборе профессии. Что заставляло тебя несколько раз очень круто менять свой выбор?
- Я девушка деревенская и самая старшая из четверых детей. Жизнь, которая меня окружала в детстве, была непростой. Я наблюдала за тем, как много и тяжело приходилось работать родителям, и это была далеко не офисная деятельность.
- Вам надо было им помогать?
- Да, но это не означает, что нас нещадно эксплуатировали. Мы были абсолютно живыми и нормальными детьми, любили гулять, играть с друзьями и убегать на речку. Но определенные обязательства у нас были. Например, мама сажала просто какое-то бесконечное количество овощей, буквально по несколько тысяч корней перца, помидоров и огурцов. Я помню, как однажды она пообещала нам с сестрой купить джинсовые юбки, если мы будем хорошо работать. По тем временам это было очень круто.
- Судя по твоей улыбке, вам их не купили?
- Так и есть, но ничего страшного, в памяти осталось только хорошее: детство, труд, природа, животные и общение с близкими. Вообще, если говорить о детстве, то оно было счастливым. Я вспоминаю чувство необычайной легкости, все краски были яркими, все было пропитано детством. Несмотря на то, что зимы могли быть холодными, я помню только теплые летние дни. У нас был сосед, он часто приезжал к нам на лошади, и мне нравилось на ней кататься. Я не помню имени этого человека, но хорошо помню, что лошадь была рыжего цвета, а сам сосед был одет в национальную одежду. Вот такие воспоминания. Это действительно было счастьем.
- Чем запомнился школьный период?
- Моя мама - филолог, поэтому я была хорошо подготовлена к школе. К пяти с половиной годам я уже умела читать, писать и считать до ста. Сложностей никаких не было, я была приучена к дисциплине. Иногда не без помощи линейки по пальцам, так как мама была строгой. Меня не нужно было контролировать и делать вместе со мной домашнюю работу, но в третьем классе я стала учиться хуже. Видимо, какой-то контроль был все-таки нужен, а может, из-за того, что учеба давалась мне легко, постепенно исчезла мотивация.
- Как тебе удалось преодолеть эти трудности?
- В четвертом классе я очень отчетливо поняла, что мне надо выучиться, и только это даст мне шанс жить легче, чем родителям. После этого кризиса и до окончания школы я училась на отлично. В начале 11-го класса я решила стать экономистом. Мне казалось, что эта профессия поможет состояться в жизни, что-то заработать и помочь семье. Я занималась около года с репетиторами, но в определенный момент почувствовала, что экономика - это не мое.
- Почему ты сделала такой вывод?
- У меня всегда была тяга к творчеству. Я выступала в школе на всех праздниках. Помню, как в восьмом классе в одной из сценок переоделась в старуху, это вызвало яркую реакцию у публики. Почти все стали говорить, что у меня есть актерские способности. А еще я любила читать. Мое воображение легко рисовало разные картины, и я чувствовала, что во мне может накапливаться нечто, чем я хочу поделиться с людьми.
- И ты решила, что творческая профессия даст тебе возможность больше проявить себя?
- К концу школы я взяла справочник для поступающих в АГУ и стала искать что-то более связанное с творчеством. В результате мой выбор остановился на факультете журналистики. Это уже было мне ближе, тем более, моя тетя, Анна Гуния, известный журналист, и я помню, как в детстве даже подражала ей. Я поступила, закончила два курса, а на третьем мне стало неинтересно.
- Появились проблемы с некоторыми педагогами, пропуски, я постоянно отпрашивалась, еще и мама заболела. В результате у меня состоялся очень неприятный разговор с одним преподавателем. У меня возникло чувство, что он отнесся ко мне несправедливо, скорее даже безжалостно. Я не смогла на это не среагировать и вышла из аудитории. Я вообще могу быть очень резкой.
- Таким образом, история с журналистикой закончилась?
- Не совсем. Через несколько дней после разговора этот преподаватель делал материал в Абхазском театре к юбилею актрисы Виолетты Маан. Обычно на таких мероприятиях журналисту требуется помощь ассистентов. На эту работу, как правило, берут только тех, кто не пропускает занятия и любимчиков. Я не относилась ни к одной из этих категорий, поэтому, когда меня пригласили поехать, это было для меня очень неожиданно. Только позже я смогла оценить, насколько важной в моей жизни стала эта поездка.
- Звучит очень интригующе! Что же там произошло?
- Мы приехали, началась запись передачи. Меня просто очаровало пение Виолетты Маан. Я помню, что когда она закончила петь, наступила тишина, и я стала ей аплодировать. А вот после этого и произошло то самое событие. Только представьте, ко мне подошел один из самых известных актеров Абхазии Кесоу Хагба и сказал, что завтра будет проходить дополнительный набор в Щукинское театральное училище. Меня пригласили на прослушивание, сказав, что я обладаю необходимыми данными для этого.
- С учетом того, что я до этого никогда не слышала про "Щуку" и не увлекалась театром, то для меня это было настоящим прыжком в неизвестность.
- Как отреагировали родители?
- Я подготовилась к прослушиванию, прошла его и сообщила маме, что поступила. Папе я рассказала отдельно. Он только спросил: "Что? Куда?". Потом категорически сказал: "Нет". Конечно, мое поступление было слишком резким для него событием, я расплакалась, но быстро взяла себя в руки. Мне удалось постепенно подвести родителей к мысли, что учеба в этом институте - это именно то, что мне нужно. Кроме того, у меня появился неожиданный союзник – Кесоу Хагба.
- Он как-то повлиял на твоего папу?
- Да, он встретился с ним, рассказал, что жить я буду в общежитии, которое оплачивается нашей стороной, что у меня будет стипендия. Я очень волновалась, но отказать Кесоу, его спокойной манере вести беседу и правильным аргументам папа не смог. Этот человек еще помог мне материально, так как поначалу все это было очень тяжело. Поэтому Кесоу Хагба, можно сказать, является моим вторым отцом.
- Ты можешь назвать имя и фамилию преподавателя, который взял тебя на судьбоносную для твоего будущего съемку передачи?
- Да, конечно. Это была Екатерина Бебия, известный журналист, профессор кафедры журналистики АГУ.
- Что почувствовала скромная девушка из Абхазии, когда попала в легендарное пространство Театрального института имени Бориса Щукина?
- Первые два месяца я молчала на лекциях. Грубо говоря, я не понимала, о чем они говорят. После трех таких занятий я подошла к Елене Александровне Дунаевой, преподавателю по истории зарубежного театра, и попросила дать список литературы, которую они уже прошли на первом курсе. Следующие два месяца я усиленно занималась, много читала. Я заработала бессонницу, но при этом чувствовала себя сильной и способной проработать материал, а еще мне было безумно интересно, и учеба шла легко. В результате мне удалось сдать все зачеты и экзамены за первый курс и закрыть текущую сессию за второй. Но был и еще один результат - я заговорила.
- У тебя не было комплексов из-за того, что пришлось догонять своих однокурсников?
- Нет, я совершенно этого не стыдилась. Я знала, что смогу хорошо учиться. Родители приучили меня к дисциплине и ответственности еще в раннем детстве. Это и помогло мне, но период был действительно насыщенным. Я хотела, чтобы мои знания были глубокими. По изобразительному искусству, например, мне было важно не просто назвать автора и название картины, но и знать мнения специалистов, историю появления этой работы и исторический контекст. Знания впитывались в меня, как в губку. Правда, сейчас я иногда думаю, куда все это подевалось.
- Ты не чувствовала пробелов в практических занятиях из-за того, что поступила сразу на второй курс?
- Времени на рефлексию после поступления не было. Уже на второй день нужно было показывать этюды. Елена Викторовна Одинцова, наш куратор, отправила нас в костюмерную, где мы с Амандой Кварацхелия готовили наш первый этюд. Нам помогала Ирина Делба. Я изобразила старуху с палкой, которая ходит по рынку, просит милостыню и ругается на всех. Этот образ я помню еще с детства. Для человека, который впервые оказался в "Щуке", это было неплохо. Вот так и началась моя учеба, о которой можно говорить бесконечно.
- Актерская профессия подразумевает некоторую свободу на сцене, например, объятия и поцелуи. Насколько я понимаю, режиссеры не любят, когда актеры отказываются это делать. Как все это уживалось для тебя с нашим абхазским менталитетом?
- Надо сказать, что наш курс был целевым, абхазским. Об этом знали все преподаватели, поэтому целоваться нас не заставляли. Наши особенности учитывались, и понимание этих моментов было абсолютное. В начале учебы я была абсолютно деревенской девочкой, можно даже сказать, дикой. То, что мне удалось избавиться от стеснения, снять с себя слои кожи для того, чтобы стать свободной и играть на сцене - это абсолютная заслуга преподавателей. Их было много, и каждый дал мне то, что помогает выходить на сцену. Но было непросто. Я помню сильную зажатость, особенно в отрывках с объятиями.
- Как ты думаешь, легко работалось с абхазским курсом преподавателям?
- Мы были очень непростым курсом, нас не гладили по головке, никакого снисхождения в учебе не было. Во многом то, что мы все успешно закончили институт - это заслуга Елены Викторовны Одинцовой. Ей с нами было тяжело, но она выдержала.
- Ты рассказывала, что у молодых актеров часто создается иллюзия того, что они самые талантливые, умные и мощные, и что все самые известные театры только и ждут, когда они соизволят поработать в них. В чем причина этого заблуждения?
- Все четыре года нас воспитывали разные педагоги, но каждый по своему предмету старался сделать так, чтобы нам было чем поделиться со зрителем. Из нас лепили актеров, и мы сами начинали верить в то, что мы – настоящие актеры, поэтому после окончания учебы было совершенно логично хотеть попасть в самые лучшие театры.
Хорошо, что в процессе учебы нам дали понять, что стать артистом - это не только закончить институт. Необходимы годы упорного труда на сцене. Конечно, когда ты приезжаешь в свою родную страну и играешь в РУСДРАМе сначала в "Игроке", затем во "Всех моих сыновьях" возникает опасность стать довольной собой, но меня спасает самокритика. Я хорошо помню свои ощущения, когда просмотрела записи своих первых выходов на сцену и подумала: "Господи! Что это такое? Это какой-то ужас!".
- У тебя не было желания остаться в Москве?
- Такие мысли были. Студенты постоянно ходят на кастинги и пробы. Вполне возможно, что могла бы сейчас работать в театре "У Никитских ворот". Я даже пробовалась у Туминаса. Но, видимо, это не мой путь. Из-за того, что я два месяца находилась в Абхазии во время работы над "Игроком" и "Сыновьями" многие пробы прошли без меня.
- Ты закончила один из самых известных театральных вузов России и приехала в Абхазию. У тебя не было ощущения провинциальности?
- Всем бы такую провинциальность! С одной стороны, когда я приехала в Абхазию, то была вдохновлена тем, как Ираклий Ревазович Хинтба возрождает театр. Почти весь наш курс сейчас в РУСДРАМе. С другой стороны, у меня было чувство долга перед Кесоу Хагба. Оно выражалось в том, что после обучения я должна была приехать на службу в Абхазский театр. Так я и поступила. В Абхазском театре я ввелась в спектакль "Махаз" и состоялась одна премьера с моим участием - спектакль "Ромео и Джульетта". Но на этом моя работа там, к сожалению, закончилась. Я надеюсь, что ситуация в единственном национальном театре страны стабилизируется, кризис уступит место творчеству, а актеры смогут регулярно выходить на сцену.
В это же время я играла в двух спектаклях в РУСДРАМе, но в штате не была. Примерно полгода я находилась в подвешенном состоянии: всего два спектакля в месяц и вне штата. Это было очень тяжело, но Ираклию удалось решить этот вопрос, был найден спонсор - Евгений Палант.
- Когда твоя судьба определилась, ты успокоилась?
- Да. Я ощутила защищенность, и мы начали работать. Уже в первый год было много разноплановых спектаклей, за участие в которых я очень благодарна Ираклию Ревазовичу. Когда работы много, можно вовремя распознать появление штампов. Эта внутренняя работа должна идти все время, иначе застой, а это для артиста почти что смерть.
- Расскажи про работу над моноспектаклем "Бродский". Почему ты стала инициатором постановки столь сложного произведения?
- Иосифа Бродского я открыла для себя давно. Сначала увлеклась его стихами и статьями, а позже познакомилась с поэмой "Шествие". После ее прочтения я испытала сильнейшее психологическое потрясение. Это произведение не давало прямых ответов на мои вопросы, но многое объясняло. Я не сразу решилась рассказать Ираклию Ревазовичу о своей идее – сыграть на основе "Шествия" моноспектакль, но хорошо помню, как однажды утром все-таки отважилась, взяла распечатанную пьесу, подошла к гендиректору и сказала, что хочу поработать с этим материалом. Он быстро дал свое согласие на постановку, а через несколько дней я встретилась в Новом Афоне с режиссером из Петербурга Марией Романовой, и, сидя на берегу моря, мы начали первые консультации.
- Что ты хотела донести до зрителя в своем моноспектакле?
- Я говорю со сцены о том, что война хоть и закончилась, но мы продолжаем терять людей. Почему-то общество недооценивает того, что родившимся после войны жить и взрослеть было очень непросто. Многие вообще считают мое поколение потерянным. И эти темы явно перекликаются с поэмой "Шествие". Да, мы выиграли, добились свободы и независимости. Да, большинство живет, радуется этой победе и ее плодам, но нельзя забывать о тех, кто сейчас нуждается в помощи и в понимании.
- Ты имеешь в виду своего отца?
- Да. Он начал воевать, когда ему было 16 лет, практически подростком. После войны женился, родилось четверо детей. Как говорится, жить и жить. Но он не справился с тем, что творилось у него внутри. Уже пять лет его нет на этом свете, а я уже больше года играю этот спектакль, который стал для меня абсолютным "харакири", особенно первые показы. Постоянное нахождение в этом материале открыло мне понимание того, что для папы война не закончилась в сентябре 1993 года, она продолжалась до его смерти, а для многих идет и по сей день.
"Шествие" очень четко описывает его ощущения и мои. Он презирал тех, кто пользовался тем, что защищал свою родину. Он даже не ходил получать ордена и справки, которые могли бы сделать его жизнь легче. А у многих других было и есть все: от хорошей работы до трофеев. Для папы это было абсолютно неприемлемо. Вот из этой отцовской боли и моей ярости от его ранней смерти и родился спектакль "Бродский".
- Тебе становится легче после спектакля?
- Нет, не становится. Эта энергетика всегда со мной. Первые восемь показов вообще были "разрывом аорты". Это было очень плохо. Для меня. Многие зрители ожидали от этого спектакля красивой поэзии о любви, но основной посыл был другим: посмотрите вокруг, посмотрите на своего ближнего, выслушайте и поддержите его, не надо рассчитывать только на государство. Главное, что мы, люди, не смотрим друг на друга, каждый сейчас сам за себя. Эта ярость долго выходила из меня. Последние спектакли, благодаря Марии, стали легче и для меня, и для зрителей.
- Ты уже знаешь, что находится за чертой?
- Да, знаю. На первых спектаклях я боялась упасть в обморок. Несколько раз чувствовала, что мое сознание вообще находится не здесь. Иногда возникало сильное желание просто взять и все разрушить. В определенный момент я поняла, что постоянно находится в таком состоянии – это непрофессионально. Так актеры не работают. Сейчас мне удается снизить накал. Я рада, что спектакль живет, и у него есть свой понимающий зритель.
- У актеров есть такое понятие "мой режиссер". Антон Киселюс относится к этой категории?
- Я не могу сказать, что он меня как-то раскрыл или что-то со мной особенное сотворил. Работать с ним мне было комфортно и относительно легко даже над таким сложным материалом, как "Все мои сыновья". Антон из тех, кто точно знает, что хочет, у него есть своя концепция спектакля и понимание того, как этого добиться. Возможны, конечно, какие-то изменения, но непринципиальные. Грубо говоря, у него есть готовый каркас, а актеру достаточно войти в это пространство и оживить его.
- Когда к нам приехала Мария, я поняла, что с таким режиссером мы еще никогда не работали. Возникло чувство, что все, чему нас учили в "Щуке", не имеет теперь никакого значения. На первых репетициях "Кровавой свадьбы" я помню ощущения ступора, так как Мария хотела, чтобы мы, актеры, некоторые сцены придумывали сами. Это было сложно, но интересно. Пришлось заново становиться актерами. Такая работа развивает, и это очень здорово. Этот опыт, а также близкие отношения, которые сложились с режиссером, очень помогли позже при работе над спектаклем "Бродский".
- Устинов тоже видит в актерах соавторов. У нас должен быть спектакль по Шекспиру "Зимняя сказка", и Артем дал нам задание: выбрать персонажа, взять у него интервью, записать это на видео и прислать ему. На "Электре" он тоже постоянно держал нас в тонусе: задавал нам вопросы, следил за нашей реакцией, откликами и, таким образом, распределял роли. Артем постоянно находится в диалоге с актерами и дает нам возможность пробовать что-то свое. Сначала это тяжело, возникает чувство, что ничего не получится, но со временем понимаешь, что это не так. Такой подход работает на актера и делает его игру максимально осмысленной.
- Начиная с "Игрока", ты в каждом спектакле работаешь со взрослыми коллегами. Как у вас складываются отношения?
- С самого первого выхода на сцену отношения складывались комфортно. Я чувствовала, что нас ждали. Мы у них очень много берем. Это большое счастье – понимать, что за спиной никто не говорит гадости. Что касается работы, то всегда можно рассчитывать на совет и поддержку. Вне театра эта трогательная забота тоже чувствуется. С Джамбулом Жордания, например, я очень близка. Как с отцом. Это очень для меня важно.
- Ты не жалеешь о выборе профессии?
- Нет, не жалею. Мне очень повезло. Я нашла свое дело. В театре есть все. Не хватает, допустим, в обычной жизни радости – здесь ее сколько угодно. Чувствуешь негатив – здесь масса возможностей выпустить пар с пользой для дела. Конечно, все это непросто, а часто бывает и откровенно тяжело. У меня пока не всегда получается быть настолько легкой, чтобы просто сыграть роль, затем отстраниться от нее и спокойно уйти домой. Я постоянно нахожусь, как говорится, в материале. Самое главное заключается в том, что театр дает мне все необходимые эмоции, и это делает мою жизнь счастливой.