Бессмертный жук
Озеро Бабейсыр в окрестностях Очамчыры. Группа экологов разделяется. Двое процеживают ведром сквозь мелкую сетку воду вблизи берега. По правилам требуется сто литров. Парни считают ведра. После десятого осадок с сетки собирают в пробирку – он пойдет на гидрохимический анализ. Потом замеряют температуру, процент кислорода и минералов в воде. Записи вносятся в дневник экспедиции – главную тетрадь любого ученого. Две девушки берут пробы донных отложений, собирают улиток и другую живность, обитающую под камнями и в грунте. Показывают найденное научному руководителю.
– Это, скорее всего, личинка плавунца, – говорит доктор биологических наук, профессор Нафиса Мингазова. – Когда вы ее морить будете, она кричать будет страшно, их всегда жалко в формалин опускать, звуки очень громкие издают.
Мне объясняют, что плавунец – крупный красивый водный жук, а его личинка – хищник. Но жук не оправдывает ожиданий, не кричит, а спокойно плавает в формалине, вызывая недоумение ученых мужей и дев.
Третья группа сеткой ловит мальков. Кстати, если наблюдения гидрологов и гидробиологов производятся в нескольких точках озера, называемых в ученых кругах станциями, то результаты ихтиологов (исследователей рыб) в дневник экспедиции записывают не по количеству станций, а по "количеству усилий": сколько раз забросили сеть в воду и какое разнообразие видов плавающий живности выловили.
Пока шесть членов экспедиции – студенты и аспиранты — проводят замеры и берут пробы, руководитель научной группы в перерывах между записями показаний приборов, успевает рассказать, что между Казанским и Абхазским университетами заключен договор о сотрудничестве, по которому ученые из Татарстана приезжают каждое лето сюда на несколько дней. Научная группа сотрудничает также с Институтом экологии Абхазии. Он предоставляет приезжим ученым транспорт, карты, проводников и лабораторию. А те, со своей стороны, исследуют в течение года собранные материалы и возвращаются с отчетами, экологическими паспортами водных объектов. Экологи из Татарстана, к примеру, консультировали проект опреснения озера Скурча, который несколько лет ведет Институт экологии Абхазии. Два года их работы велись по гранту Российского фонда фундаментальных исследований.
Загадочная водоросль
Экологи продолжают исследования в нескольких точках озера. Спуск к водоему затруднен зарослями в человеческий рост, и нам приходится прокладывать в них тропы.
– Айгуль, давайте тряхнем стариной и перепишем состав растений, – раздается голос руководителя экспедиции.
Мне объясняют, что изучающая сейчас донные отложения аспирантка Айгуль раньше занималась ботаникой водоемов.
– Итак, пять доминирующих видов: кочки образованы папоротниками, осоками, по берегам рогоз, ивняк, бамбук, – раздается ее голос среди зарослей.
– Я не удивлюсь, если мы первые ученые, которые исследуют это озеро, – говорит профессор Нафиса Мингазова, отрываясь от дневника экспедиции, в которой она только что записывала данные.
Мы спускаемся к воде.
– Смотрите, по показаниям приборов, в разных частях озера и на разных глубинах очень большие скачки содержания кислорода в воде.
– От чего это зависит? – спрашиваю я.
– Здесь много факторов, но основной – водоросли. Они насыщают воду кислородом, хотя и забирают его, когда погибают… А это что такое? Хара? Как она здесь оказалась? – последняя фраза уже обращена не ко мне, это удивление ученого. Вскоре собирается группа, начинает спорить и укладывает образец водоросли, вызвавшей недоумение профессора, в контейнер.
– Понимаете, – рассказывает мне спустя пару минут руководитель экспедиции, – харовые водоросли произрастают в солоноватых и высокоминерализованных водах, но по данным приборов, это озеро пресное, и у него совсем небольшой процент минерализации. Этого растения здесь не должно быть!
– Ну и что все это значит? – спрашиваю я.
– Не знаю. Ученый не обязан все знать, он должен находить вопросы и отвечать на них. Возможно, этот вид под воздействием каких-то факторов приспособился. Во всяком случае, это надо исследовать уже в лаборатории.
Спустя полтора часа экспедиция сворачивает исследования. Все замеры сделаны, образцы взяты, надо двигаться дальше.
– Да, кстати, на последней станции мы не записали данные о запахе, – раздается вновь голос руководителя группы. – Рустам, ты рядом, диктуй!
– Запах болотный, четыре балла.
– Не может быть четыре, четыре балла – это когда уж совсем бьет в нос. Ладно, я сама… Так и знала, глинисто-болотный запах, три балла.
По дороге в машину один из гидрологов останавливается, отрывает что-то с ноги и швыряет на траву.
– Пиявка!
– Рустам, ты ее выбросил, а не отдал гидробиологам?! Нам не встретилось ни одной пиявки! Кстати, это интересно, почему они нам не попались, мы ходили в воде больше часа?!
Все кидаются искать пиявку, но так и не находят ее в зарослях. По дороге все стыдят Рустама.
Заговор от змеиных укусов
Грузимся в "Газель" и выезжаем на следующий объект. По дороге проректор Абхазского госуниверситета Виктор Маландзия рассказывает, что Бабейсыр – единственное озеро в республике, где водится окунь. Поездка оказывается недолгой, на узкой дорожке рыбаки перегородили путь. Пока они отгоняют машину, ученые интересуются уловом, рыбаки показывают садок и приглашают на уху и арбуз.
Рассказывают, что они тут рыбачат уже вторые сутки.
– Это самое разнообразное по рыбе озеро, что я видел, – говорит самый разговорчивый рыболов Дмитрий. – Вот, смотрите, у нас тут красноперка, линь, окунь, карп, а большую часть мы сварили. Плотва, сом, щука еще ночью были…
Продолжаем путь к реке Джанкур. Виктор Маландзия читает лекцию о животном мире Абхазии.
– Это вам для общего представления, хотя и не связано напрямую с вашей специализацией. В Абхазии всего 23 вида рептилий, хотя, казалось бы, субтропики, должно быть гораздо больше, здесь нет сорок и грачей, которых масса уже за сто километров, за хребтом. Это связано с двумя причинами. Абхазия изолирована от мира природой – море и горы создали островок, где много эндемиков, а виды, не имеющие способности к длительным и опасным миграциям, сюда массово не добрались, еще много видов птиц и животных здесь губят клещи. Как иллюстрацию могу привести абхазское высокогорное село Псху, практически отгороженное от мира ледниками и сложными перевалами. Там вообще нет серых крыс и домовых воробьев. Крысы и воробьи есть везде, а там – нет, они туда не добрались.
Виктор Маландзия продолжает рассказ о черепахах, лягушках, змеях.
– Меня как-то заинтересовал старинный обычай местных целителей врачевать змеиные укусы. Суть была в том, что укушенный змеей сам не шел к врачевателю, а отправлял к нему гонца с ореховой веточкой. Целитель у себя дома проводил обряд и передавал больному заряженный амулет, который спасал человека от смерти. Как все это работало? Очень просто. В Абхазии чрезвычайно редки ядовитые змеи, но укусы неядовитых полозов очень болезненны. Человек через пару дней выздоравливал в любом случае, но людям всегда хотелось верить в мистику.
Прогнозирование наводнений
Группа продолжает исследования на реке Джанкур, и мы располагаемся на обед. Готовят в экспедиции по очереди назначенные дежурные. Мы закусываем консервами, овощами, гречкой и двигаемся дальше.
Разговор в машине заходит о планариях. Это донные черви, которые водятся в донном грунте в холодных реках и в море и служат индикаторами качества воды. Ученые говорят, что их сложно исследовать, они моментально погибают и разлагаются еще до того, как их успевают поместить в формалин.
За эту экспедицию они успели обследовать два озера, две пещеры и одиннадцать рек, впереди еще три дня работы, в таких командировках не бывает выходных. К тому же каждый день случаются интересные встречи, в прошлом году работали с биоспелеологами, специалистом по средиземноморским черепахам, завтра их будет сопровождать специалист по летучим мышам, а однажды был даже этнограф.
У экспедиции проблема – заканчивается формалин – не рассчитали. Звонят абхазским коллегам, те обещают выручить. Мне объясняют, что личинок можно поместить в спирт, но не для всей органики он подходит, некоторые козявки в нем разрушаются и становятся непригодными для исследований.
Последние два пункта – река Тамыш и впадающий в нее приток Бзана. Экологи выясняют, что у них разная минерализация. Причем Бзана, несущая свою воду в Тамыш в пять раз более минерализована. Еще один пока требующий ответа вопрос. Один из гидрологов заявляет, что разобраться в этом – уже готовый диплом, и, возможно, он его напишет. Девушки, исследующие донные отложения и живность в них находят в Бзане чернобрюхих улиток, которых до этого встречали только в Псырцхе, и больше они в Абхазии нигде не попадались. Что это значит, тоже пока никто не может сказать. Тема для дальнейших исследований, выявления эковзаимосвязей и, возможно, открытий. У всех разные темы научных работ, которые они сейчас пишут: экореабилитация водоемов, устья рек, исследование пещерных водоемов.
Руководитель экспедиции говорит, что сейчас Казанский университет совместно с Институтом экологии Абхазии будут снова подавать заявки на гранты в Российский и Абхазский фонды фундаментальных исследований по теме "Разнообразие и типология водных объектов Абхазии". А еще им интересны влияние человека на горные реки, загрязнение Черного моря и размыв бурными реками своих берегов.
Последнее зачастую грозит наводнениями, возможно, некоторые из них удастся прогнозировать.
