Вы слышали об "амретянах"?
Это люди, для которых в одно время сухумский ресторан "Амра" стал большим, чем рестораном или кофейней, это был островок свободомыслия, даже инакомыслия, местом, где встречались творческие люди, где рождалась дружба, где формировались художники, где много мечтали. Для них это была всего лишь жизнь, для нас это стало легендой. Легендой, которая уйдет в небытие, если ее не рассказать.
Ресторан "Амра" появился в Сухуме в шестидесятых годах, и его основателем считают Михаила Темуровича Бгажба. Потом уже в 70-80-е годы Шота Мамиевич Шакая сделал капитальный ремонт. И ресторан немного изменил свой внешний облик.
На верхнем ярусе "Амры" собиралась больше творческая интеллигенция, которая могла позволить себе чашку кофе, а внизу уже те, кто мог "шикануть". Цены в "Амре"считались довольно внушительными по тем временам. Если внизу в основном сидели в вечернее время, то наверху — практически с утра и до поздней ночи.
"Мы там где-то пять лет просидели абсолютно безвылазно, — улыбается один из завсегдатаев "Амры" Валерий Кураскуа. — Мы знали, если мы хотим кого-то найти, тогда ведь не было мобильных телефонов, нужно просто прийти на "Амру".
"Там собирались люди, которые жили параллельной от жизни государства жизнью, — рассказывает Валерий, — это были творческие люди, фантазеры, мечтатели. Они приходили с какими-то историями, делились со всеми тем, что с ними происходило вчера, позавчера или вообще в их жизни.
Не то чтобы там собирались диссиденты или те, кто с презрением относился к советской жизни, но это был островок сухумской свободной жизни, где люди жили по своим правилам. И это неудивительно, ведь там было полным-полно людей, которые никак не зависели от государства – оно им никак не помогало, а они от него ничего и не требовали, лишь бы не мешали заниматься своими делами. Все, что происходило в государстве, всякого рода номенклатурные лидеры там не были лидерами".
На "Амре" были свои лидеры и свои герои — художники, которые делали какие-то необычные выставки в гаражах, театралы и артисты, которые участвовали в интересных постановках. Среди завсегдатаев "Амры" Кураскуа называет писателя Даура Зантария, художников Адгура Дзидзария, Александра Бояджана, Сергея Сангалова, Евгения Котлярова, Рауфа Чепия, Адгура Иналипа и многих других.
Вот как вспоминает неспешную жизнь на "Амре" Адгур Дзидзария: "Вот мы в "Амре" сидим, пьем кофе, вдруг появляется кто-то и приносит шампанское. Потом из Обезьяньего питомника выбегают в перерыве сотрудники… А ты сидишь и думаешь: "Что еще надо?" Ну, просто грех чего-то еще желать. То есть пойду немного поработаю, заработаю, чтобы потом сидеть пить кофе, глядя на замечательный пейзаж… На кофе, в принципе, деньги не проблема заработать, что немножко, конечно, расхолаживало. Но все равно в это время между нами шло такое общение, что, будучи рефлексирующими людьми, мы росли и формировались как личности. Ибо это было не просто общение, но некое братство и духовное родство".
"Амра" часто была местом, где творческие люди делились своими мыслями о работе, об искусстве. Не особо говорили о политике, а больше о том, кто и каким образом каждый представлял себе свою творческую деятельность.
Огромное место в общении "амретян" занимали живой рассказ и истории из жизни людей. А рассказчики были самые отменные.
"Амретяне были склонны к преувеличению, — признается Валерий Кураскуа. — Люди часто просто сочиняли истории, но как сочиняли. Прекрасным рассказчиком был врач Марлен Папава. Увлекавшийся стрельбой и даже периодически принимавший участие в соревнованиях по стрельбе, Марлен как-то сказал нам на "Амре": "Пятисотое очко — это четыреста девяносто девять предыдущих".
Лето, плавящийся от зноя Сухум, утопающий в зелени, открытая веранда ресторана "Амра", матерчатые зонты над легкими столиками и стульями ресторана. Уже с утра сюда собирался народ. Обычно брали кофе. На другое денег не было.
"Если нам хотелось легко перекусить, и находился, как сейчас говорят, спонсор, он спускался вниз и нам приносили там всякие тарелки с картошкой, закусками", — вспоминает Кураскуа.
Публика была самой разношерстной, кроме творческих людей, у которых, конечно, в кармане не было ни гроша, на "Амру" частенько поднимались так называемые "цеховики" — люди, делавшие деньги на собственных подпольных "фирмах". Именно они частенько выступали "спонсорами" свободных художников, ставили на стол шампанское, а за шампанским следовало и целое пиршество. И так, порой, сидели днями. Многие так существовали месяцами, ни о чем не заботясь.
Такие компании, кстати говоря, потом легко и непринужденно могли взять и сорваться для продолжения пиршества и общения в другие места. "Случалось, и в Москву отъезжали", — с улыбкой вспоминает Кураскуа.
"Мы не были диссидентами, а скорее, людьми со своим взглядом на жизнь, не принимавшими той фальши, которая присутствовала тогда в идеологии советского государства, и отвергавшими совковый образ жизни", — рассуждает Валерий Кураскуа.
Люди на "Амре" уделяли много времени своему самообразованию, были начитанными. И это в то время, когда хорошие книги были редкостью, а рукописи, набранные на печатных машинках, передавались из рук в руки. Так "амретяне" читали некоторые произведения Фазиля, прямо с печатной машинки, и передавали друг другу. А во времена "оттепели" книголюбы с "Амры" получили возможность читать западных авторов.
По сути, "амретяне" – это были те немногочисленные люди, которые, когда в сухумском кинотеатре "Комсомолец" показали фильм Антониони "Профессия репортер", пошли на показ. В зале было человек пятнадцать, вспоминает Кураскуа. У большинства же фильм не вызывал никакого интереса. Зато на "Амре" активно делились впечатлениями о нем.
"Месторасположение самой "Амры" располагало к творческому общению. Город виден как на ладони, вокруг море, подходят корабли, рядом паруса каких-то небольших яхт, — говорит Кураскуа, — Это я уже сейчас так считаю, смотря на это со стороны, а тогда мы просто проходили туда проводить время, которого у нас было в избытке".
Придя на "Амру", там уже можно было кого-то застать сидящим за столиком, оставалось лишь подсесть и включиться в беседу. А темы самые разные – и философия, и театр, и музыка, и литература.
А еще на "Амре" много мечтали о далеких странах, о лучшей жизни, которая казалась так далеко, что чуть ли не на другой планете.
"Страна была очень закрытая, чтобы выехать, нужно было вступить в партию, жениться, обзавестись детьми, — рассказывает Кураскуа. — А мы, конечно, не были партийными, хотя кого-то на это вынуждали обстоятельства. Мы никуда не выезжали, но вот именно на "Амре" чувствовали себя свободными и стремились к творческой реализации. Хотели, конечно, и выезжать. Помню такой случай – знойное лето, жарища невыносимая, и мы такие часам к одиннадцати собрались на "Амре", пьем уже по третьей, четвертой чашечке кофе, смотрим на небо, а оно такое идеально голубое, и вдруг летит по нему самолет. Летит и оставляет после себя белую четкую линию, разделяющую небо. И один за нашим столиком, мечтательно вздыхая, говорит:
— В Германию летит…
— Да, — согласно кивает еще один наш товарищ, — А там бар есть.
В этом нехитром разговоре вся тоска "амретян" о свободной жизни, о возможности путешествовать. Тот самолет в небе резко контрастировал с жизнью.
"А тут вдруг выезжает из подсобки в "Амре" маленькая тележка, везет ее уборщица, такая тяжеловесная женщина в засаленном фартуке, подъезжает к нам, забирает всю грязную посуду со стола и медленно удаляется в свою каморку, где она неизвестно чем моет всю эту посуду, а там в небе самолет улетает совершенно в другую жизнь", — говорит Кураскуа.
В кругу "амретян" было множество блестящих рассказчиков, но, пожалуй, самый высший пилотаж был у писателя Даура Зантария. Об этом неизменно говорят все, кто знал его лично, те, кто помнит его на "Амре" и вне ее. Юмор у него был едкий, часто даже нахальный, он грешил и тем, что ради того, чтобы рассмешить публику, мог включить в историю человека, который на самом деле не имел к ней никакого отношения. И потом такому "герою" приходилось оправдываться и объяснять, что он совсем не при чем. Многие, понятно, обижались.
Завсегдатаи "Амры" абсолютно всерьез рассказывают о случае, когда своим очередным смешным рассказом Зантария довел одного из своих друзей до обморока. Несчастный чуть не умер от смеха, при чем в буквальном смысле. Все закончилось хорошо. Многие из историй, рассказанных Дауром на "Амре", появлялись позже и в его произведениях.
Журналист Элеонора Когония вспоминает, что тоже порой бывала в верхней части ресторана "Амра".
"Я помню море и вечно там лицо Даура Зантария, который вечно кого-то подкусывал своим саркастическим юмором. Еще до знакомства, там было много архаизмов. Я выписала слова в тетрадку и держала ее в сумке. Однажды кто-то шепнул мне, что за соседним столом сидит "мой писатель", вот я к нему подошла, представилась и вытащила тетрадь. Он был рад, как ребенок, удивился, что его читают молодые люди. Даур мне перевел все архаизмы, а дальше однажды, придя к моей сестре в гости, он обнаружил, что его поклонница живет в этом доме.
Даура Зантария больше нет, как и многих других, кто бывал в "Амре". Среди них и замечательный молодой ученый Адгур Инал-ипа.
Сухумчанка Асида Ломия вспоминает времена "Амры" с большой болью в сердце и все же называет тот период "золотым".
"На "Амре" лучше всех мне запомнился Адгур Инал-ипа, — говорит Асида. — Абхазский парень с удивительными голубыми глазами, а в глубине проскальзывала грусть, как будто он знал, что однажды его не станет, а Абхазия станет свободной без него, без всех, кто так истинно любил ее".
"Золотое солнце, синее море все в солнечных бликах,волна, бьющаяся о берег и вечная, нежная и любимая набережная, — вспоминает не без грусти Асида, — вот уже сколько лет мы проходим мимо и смотрим с печалью на "Амру" и помним всех, кого потеряли, кого унес проклятый пожар войны и тех, кто недолго смог прожить после нее. Мечтатели. И никто не мог знать и предугадать там в золоте солнца, что нас ждало впереди".
