Sputnik, Владимир Бегунов
Программа проекта "Шедевры московской сцены" оказалась настолько своеобразной, что по сути представляла собой полноценный спектакль в четырех актах.
Акт первый: дуракаваляние
"Волки и овцы" Островского, которыми открылись гастроли, сам Сергей Голомазов назвал "дуракавалянием". Легкая комедия, сыгранная на восемнадцати стульях, как выяснилось позже, была лишь прологом, вводящим зрителя в эстетику следующих спектаклей. Зрителю предстояло привыкнуть к скупости в костюмах и условности декораций. Проще всего это было сделать на комедийном сюжете. Брак по расчету, подделанный вексель, шантаж, – герои пойдут на все и таки обретут свое счастье.
Начиная с первого спектакля, интересно следить за трансформацией актеров, которые были задействованы в нескольких постановках. Марк Вдовин сыграл в первый вечер авантюриста Чугунова, подделывающего долговые бумаги, и остался в дураках. Во второй день он вышел на сцену в роли толстовского князя Андрея и умер на руках любимой женщины. Решив, что трагизма недостаточно, режиссер убил его еще раз в "Трех сестрах" – уже в качестве барона на дуэли. В этот раз смерть на руках у доктора, а не у прекрасной дамы.
Любовь Иванова, появившаяся в "Волках и овцах" в роли богатой вдовушки, за рукой и сердцем которой идет охота, в "Трех сестрах" появится на сцене в виде комического и в тоже время трагического персонажа, сыграв Наташу, жену Андрея Прозорова. Наташа, – классическая блондинка из анекдота, но ради своего счастья она немало попьет крови окружающих.
Екатерина Седик в пьесе Островского сыграла одну из самых запоминающихся ролей – показную праведницу Глафиру, которая делает вид, что собирается в монахини, но на самом деле стремится женить на себе богатого барина. Второй выход этой актрисы запомнился зрителям в роли средней из чеховских трех сестер – Маши, способной и на усталую отрешенность, и на безудержный порыв. Наконец, Екатерина появилась и в финальном спектакле, сыграв мать особого ребенка, метущуюся между готовностью бороться самой с болезнью ребенка и решением отдать его в патронатную семью за границу.
Акт второй: Недоумение
После веселой истории, сыгранной только на стульях (на сцене не было других декораций и реквизита), во второй вечер зрителям пришлось напрячься, чтобы воспринять "Войну и мир", ужатую в два с половиной часа действия и показанную глазами Марьи Болконской.
Ни костюмов, ни декораций, эпическую историю о наполеоновских войнах играли в джинсах. Здесь сказалась подготовка "Волками и овцами", хотя и с ней половину первого акта зрители слабо реагировали на происходящее, пытаясь понять, как относиться к такой условности. Первые минуты происходящее казалось фарсом, потом оказалось драмой. Но абхазские зрители справились, самый сложный для восприятия спектакль этих гастролей вызвал не меньшую бурю оваций, чем первый.
Юлиана Сополева сыгравшая здесь княжну Марью, в следующем спектакле вышла в образе Ольги, старшей из трех сестер. Здесь трансформации особой не произошло, – образы схожи. И та, и та одинокие женщины, которые тянут на себе хозяйство с домочадцами. Позже она появилась в «Особых людях» в роли матери, которая по сути будет тоже вариацией этого образа.
Дарья Бондаренко, очень органично сыгравшая Наташу Ростову, следующим вечером стала Ириной, младшей из трех сестер.
Олег Кузнецов, сыгравший старого князя Болконского после смерти этого героя в "Княжне Марьи" возродился в роли учителя Кулыгина, мужа Маши, средней из трех сестер. Вместо волевого князя, здесь он стал человеком без внутреннего стержня, зато гораздо моложе.
Запомнившиеся зрителю, но больше не появившиеся в других ролях актеры, это Александр Шульгин, замечательно сыгравший Пьера, и Дмитрий Гурьянов в роли Анатоля Курагина.
Акт третий: Надрыв
После двух спектаклей, где все заканчивалось хорошо, и дающих заряд оптимизма, "Три сестры" стали надрывом. Здесь от зрителя требовалось меньше напрягать воображение. Декорации, хоть символические, но появились, так же, как и костюмы, их не приходилось мысленно дорисовывать, можно было сконцентрироваться на происходящем. Декорации – ящики. Они – то гробы, то шкафы, то контейнеры. В таком хоронят покойного отца, в них пакуют вещи и прячутся сами сестры, когда хотят скрыться от окружающего мира. Военная форма и чемоданы – все постоянно куда-то собираются, но никуда не едут. Герои говорят о бессмысленности жизни, но, не задумываясь, совершают поступки, ради которых стоит жить: Вершинин спасает людей от пожара, сестры дают им кров, а Чебутыкин лечит пострадавших.
Они страдают от нерешительности, но не теряют надежду, задыхаются от пошлости, но продолжают жить в ней. Между смирением "будем жить" и стремлением "В Москву!" проходит вся жизнь.
Прима Московского театра на Малой Бронной и директор Творческих мастерских Сергея Голомазова Вера Бабичева писала у себя на странице в Facebook, что в "Трех сестрах" прошло два ввода новых актеров: Владимир Яворский сыграл роль доктора Чебутыкина, после он появился в образе отца в «Особых людях», и Сергей Кизас в роли Андрея – брата трех сестер, в "Особых людях" он появился тоже, в роли сына.
Акт Четвертый: эмоциональный удар
Казалось, что "Три сестры" – драматическая точка в этих гастролях, но, как выяснилось, только казалось. Четвертым вечером зрителей ждал эмоциональный удар под названием "Особые люди". Зал рыдал, это и стало настоящим финалом московских гастролей. Когда во время спектакля замолкали актеры и музыка, всхлипывания были слышны в зале отовсюду.
В этой постановке была уже не русская классика, режиссер Сергей Голомазов коснулся замалчиваемой и неудобной темы детей-аутистов и их родителей.
Это эмоциональное действо не похоже на стройный спектакль: сценки, монологи, диалоги, основанные на реальных историях. Но зритель уже привык за эти три вечера и к более сложному театральному языку.
У каждого героя спектакля своя правда, но трагедии схожи, – их дети вдруг стали "инопланетянами". Мотив других миров подчеркивало оформление сцены: синие кубики на полу, луч света под потолком, на который временами замирая смотрят герои, разговоры о прогулках по звездам. Почему и как это происходит наука до сих пор сказать не может, эффективных способов лечения не существует.
Воздушный шарик, привязанный к кубику на сцене – символ такого "особого" ребенка. Физически он здесь, но умственно – далеко отсюда, внутри толстенной скорлупы, скрывающей его от окружающего мира.
У труппы есть традиция, после каждого спектакля они отпускают в небо тот самый белый шарик. Он взлетал в Москве, в Риге, теперь вот поднялся в вечернее небо Сухума, ознаменовав собой конец гастролей.
По словам гендиректора Русского театра драмы Абхазии Ираклия Хинтба, таких грандиозных гастролей Абхазия не знала с шестидесятых годов. Вера Бабичева и Сергей Голомазов пожелали проекту "Шедевры московской сцены" стать ежегодным фестивалем, который откроет дорогу в Абхазию многим столичным труппам.
