Вместо эпиграфа
Почти из мирозданья в даль
Хочу сигналить:
— Ты соскреби с души печаль,
Как с окон наледь.
(Фазиль Искандер, "Баллада высоты")
Вместо жизни
Она сказала: "Мне с каждым годом все сложнее быть в нашем обществе. В нем слишком многое изменилось".
А я? Ну, а что я… Мне сложно о нем – об этом невероятном абхазском обществе — судить, потому что я как бы вне его. Однако, вроде бы, со стороны как раз смотреть легче? И я смотрю. Да, изменилось очень многое.
Или как раз не изменилось ничего?
Я слушал ее.
Она сказала: "Я была послевоенным ребенком и мне казалось, что это совершенно нормально, когда вокруг тебя все люди – в черном, когда все жалуются на жизнь, когда все страдают и ведут себя, словно мученики. Мне было 5 лет, потом 10, следом 15. А к 20-ти я поняла, что так наелась этим негативом, что больше не могу его видеть".
Она сказала: "Я перестала ходить на плаканья. Да, я могу на них сходить ради родителей или ради каких-то еще близких людей. Я недавно ездила в село. Пять минут, опустив глаза, считала узоры на ковре, а потом вышла. Я думала: почему я не сломала ногу и не осталась дома? Ты не представляешь, сколько это отнимает сил, сколько на это растрачивается чувств и эмоций".
Она сказала: "Я хочу не тратить себя на бесконечный траур, а делать какие-то важные дела. Осознав это, я со многими просто перестала общаться, сократив круг тех, кому должна — даже в родительских семьях".
Молодая и красивая. Начитана и образованная. Жена, дочь и мать. Абхазка, что, говоря об Абхазии, очень важно, потому что именно национальная принадлежность считается сегодня здесь одной из главных человеческих характеристик.
Она – исключение? Да, ну, какое там! Обычный человек и обычная сухумчанка. Разве что сумевшая взглянуть на жизнь немного под другим углом.
Вместо любви
Мне проще: я – наблюдатель. Я вижу разное. Например, как много в Абхазии стало злости. Призывов сжечь, свергнуть, сместить, наказать, выступить против. Но, по мне, куда опаснее то, что практически все здесь уже двадцать с лишним лет смотрят назад, считая, будто это единственно возможный способ почтить память погибших в войне. И разливается, разливается от Псоу до Ингура вселенская тоска и скорбь, которые, безусловно, важны, но которые — многолики.
Какие храмы и какие святилища! Скорбь давно стала тут новой и единственной религией. Почти все песни – про войну, почти все книги – про войну, быть патриотичным – значит говорить про войну, возрождать страну – значит, чтить память воевавших.
Страшно ли? Страшно. Еще страшнее, что на этом делается куча спекуляций.
Это очень обидно, потому что память всегда свята. Но нельзя строить жизнь людей и жизнь страны только на этой памяти. Должна быть надежда, радость, любовь, созидание, работа, кайф от жизни, в конце концов.
Читаю абхазский фейсбук. Ругань и жалобы. Хоть бы кто, кроме Ираклия Хинтба, похвастался достижениями на работе. Хоть бы кто пошутил, попридуривался, посмеялся сам над собой, "поискандерил", если есть такое слово. Улыбнулся бы от уха до уха.
Но – нет. Бойцы вспоминают минувшие дни.
И хочется крикнуть: "Блин, ребята, посмотрите по сторонам! У вас мандарины и эвкалипты! У вас горы и море! Солнце в небе и буйволы в грязи! У вас независимость. У вас куча возможностей, потому что нет же ни черта, а, значит, навалом ниш, которые можно занять. У вас плодородная земля. У вас совершенно ненормальная концентрация талантов. Хватит лить слезы! Смотри вперед, улыбайтесь, влюбляйтесь, работайте!"
Скорбеть проще, понятно. Страдать проще, чем делать. Призывать проще, чем работать. Сидеть проще, чем стоять.
Вместо послесловия
Она сказала: "Недавно я ушла с работы и уехала из Сухума. Надолго? Нет – просто пообщаться с неабхазскими фейсбучными друзьями. Они – байкеры".
Она сказала: "Ты катался на байке? Я – да. По другой набережной, в кафе и музеи".
Она сказала: "Я сидела и слушала, как в своем гараже они играют блюз".
Она сказала: "Я как на другой планете побывала. Планете, где люди любят жизнь".
Вместо всего
Что любят на планете под названием Абхазия?
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
