Особенно, на этот раз, меня заинтересовал один из них:
Я в зеркала смотреться не хочу,
Заметив как-то, что неумолимо
Льнет серебро к весеннему лучу...
А годы все быстрее - мимо, мимо!
О седина, хочу тебя спросить:
Что делать мне с тобой ? Чем скосить?
Еще я не готов на мир часами
Смотреть твоими белыми глазами!
Чем меня заинтриговали эти два четверостишия. Может, и мне не хочется уже смотреться в зеркала? Скорее, нет. Мне стало очень интересно, какой из папиных переводчиков так точно прочувствовал папин ритм, папину философию? И когда нашел имя этой поэтессы, сразу вспомнил жизненную историю из моей молодости.
Дачная повинность
Когда в старые добрые советские времена к родителям приезжали гости со всего Союза, я даже немного злился. Мне казалось, что все эти люди прибыли лишь с одно целью - сделать так, чтобы моим маме и папе было не до меня. Мало того, меня всегда брали с собой на дачу, где чаще всего гостей угощали. Я не мог убежать во двор и поиграть с друзьями, пойти на море и понырять с волнореза. Вместо этого я попадал в скучную, с моей точки зрения, компанию незнакомых для меня людей.
Мне в то время ни о чем не говорили такие имена, как Евгений Евтушенко, Белла Ахмадуллина, Андрей Дементьев, Наум Гребнев, Римма Казакова и многие другие. Для восьми - десятилетнего мальчишки это были просто взрослые дядечки и тетечки, которые хотят побывать на море, вкусно поесть, выпить и долго веселиться. Мне приходилось уединяться на берегу и терпеливо ждать, когда они наконец вдоволь насладятся общением друг с другом и пожелают вернуться в гостиницы или дома отдыха.
Но они не просто шутили, декламировали стихи, рассказывали порой скабрезные анекдоты, они дружили. Я мог сделать такой вывод из того, что папа и мама всегда поздравляли их со всеми праздниками, между ними были творческие союзы. Через связи с этими людьми папе удавалось издавать свои стихи и в "Литературной газете", и в "Литературной России", и в других периодических изданиях. Они переводили произведения родителей на русский язык. В теплоте и искренности их взаимоотношений мне довелось убедиться уже в зрелом возрасте. И особенно, когда в наш благодатный край пришла злая, беспощадная война.
На запад
Все эти люди, в массе своей, выступили в защиту маленького абхазского народа. Они старались словом и делом оказать всяческую посильную помощь. Когда наш народ стоял на грани уничтожения, когда весь мир от нас отвернулся, когда политическая элита России тех времен вела двойную игру, то заигрывала с режимом Шеварднадзе, то помогала нам, любое доброе дело и слово были для нас, как соломинка, за которую мы цеплялись. Именно тогда мы и почувствовали поддержку русской интеллигенции.
Помимо глобальных вопросов, были еще и просто бытовые проблемы. Нежданно-негаданно практически все негрузинское население абхазской столицы оказалось изгнанным из своих домов и квартир и мыкалось по свету кто где.
Так, почти вся моя семья оказалась в западной части Абхазии, которая была под контролем нашего ополчения. Я ушел на войну, а мои жена и маленькая дочь уехали к родственникам в Москву. Естественно, я очень скучал по ним, я практически не успел побыть со своей новорожденной дочуркой, вдоволь насладиться отцовством.
Январский визит
Это был январь 1993 года. Только-только завершилось неудачей наше наступление на Сухум, только растаял редкий для Абхазии снег. На фронте наступило некое затишье. Вот не вспомню как именно, но очень удачно сложились обстоятельства, подвернулся хороший момент, и я вырвался в Москву. Естественно, встал вопрос, где мне там остановиться? Денег на гостиницу не было. У всех близких родственников уже кто-то квартировался из наших беженцев. Супруга моя жила у родной тети, но их там было человек пятнадцать в двухкомнатной квартире. Кроме того, мне было бы некомфортно там ночевать. Куда же деться от абхазского генетического кода, который настоятельно рекомендует зятю долго не находиться среди старших родственников жены?
Идея обратиться к своим друзьям пришла папе. После двух-трех отказов он позвонил Римме Казаковой. Ответ ее был прост и понятен: "Пусть приезжает ко мне твой сын, и с женой, и с ребенком. Найду, где приютить".
Мои золотые!
Так я оказался у входной двери в квартиру малознакомой мне поэтессы. Мои детские воспоминания не могли восстановить ее образ. Я очень волновался и, конечно, стеснялся. Дочка осталась у родственников, я был с женой. На звонок в дверь долго никто не реагировал, и мы уже хотели выйти на улицу, чтобы найти телефон-автомат, позвонить и убедиться, что пришли по правильному адресу. Вдруг дверь распахнулась. Нас встретила красивая, нарядная женщина. Она распахнула объятия и очень искренне обрадовалась:
- Мои золотые! Вы приехали? Проходите скорее, раздевайтесь!
Я был немного обескуражен столь теплым приемом. Скажу честно, она меня приятно удивила, настолько, что я даже успел самого себя поругать за все свои детские капризы. Мы сняли верхнюю одежду, переобулись в тапочки и проследовали за хозяйкой. Квартира была очень просторная, с хорошей планировкой, уютная. Оказывается, в этот январский день Римма Федоровна отмечала свой день рождения.
Огромный стол в гостиной был накрыт, в доме было полно гостей. Дым от сигарет стоял столбом, праздник был в самом разгаре. Нас, может быть, и не заметили бы, но благодушная хозяйка постучала вилкой по бокалу, привлекла внимание. Все с интересом повернулись к нам.
- Дорогие гости! Это беженцы из Абхазии! Сын моего друга - Константина Ломиа - с женой! – торжественно сообщила Казакова.
Я готов был провалиться сквозь пол. Проклинал все на свете. Меня до глубины души возмутило это "беженцы из Абхазии". Все присутствующие сконцентрировались на нас, как бы сканировали, изучали. Многие уже были изрядно подвыпившие. Скорее всего, публика была творческая, душевная, и их, видимо, очень растрогало, что они воочию видят людей, которых настигла война. Ситуация для нас складывалась очень неловко, но тут вмешалась Римма Федоровна:
- Ну что же вы стоите? А ну, быстро за стол! Угощайтесь, наверняка голодные!
"Беженцы из Абхазии", "наверняка голодные"... Еще немного и желание встать и убежать подальше накрыло бы меня. Такое же состояние было у супруги. Мы переглядывались и разделяли недоумение и негодование друг друга. Но совсем скоро этот дискомфорт стал как-то развеиваться. Я осознал, что сама хозяйка очень открытой души человек, добрая и радушная. И никакой фальши и высокомерия не было. Она правда сопереживала, она правда по-человечески нас жалела. Где ей было понять, что меня, как мужчину, не устраивает быть "беженцем"? Рассудок взял вверх, я успокоился. Тем более, что застолье было бурным, веселым, на широкую ногу. К нам наконец утратили всеобщий интересе, кроме самой хозяйки.
Неловкий тост
Уже ближе к полуночи гости разошлись. Римма Федоровна возилась с посудой на кухне. Мы остались за столом с сыном хозяйки Егором и его супругой. Он с интересом расспрашивал, что происходит на моей родине, высказал предположения о том, как скоро может закончиться война. Вдруг ему пришло в голову сказать тост:
- Ну что! Давайте выпьем, чтобы эта проклятая война побыстрее закончилась! И чтобы в ней победили..., - тут он осекся и вопрошающе обернулся к своей жене. - Дорогая! Нам нужно, чтобы выиграл кто?! Абхазы или грузины?
Я начал закипать, но тут встретился взглядом с женой. Она едва заметным движением на лице и умоляющим взглядом быстро успокоила меня. Я понял, что это не тот момент, когда стоит выяснять отношения и истину. Этот парень далек от наших реалий, а алкоголь сыграл свою роль, и он сейчас не особо деликатен. И тут ситуацию спасла его супруга.
- Ой, Егорушка! Я в детстве отдыхала в Гагре! Мне так понравилось там! И абхазы очень гостеприимные! - защебетала она.
- Ну, что ж! Тогда пусть победят абхазы! За это и выпьем ! И до дна! - и опрокинул рюмку водки, даже не чокнувшись со мной. Оно и хорошо, наверное.
А ведь могло сложиться и так, что его супруге вдруг припомнился бы отдых, скажем, в Батуми. И чем тогда закончилось бы застолье? Даже представить не хочу.
Завтрак у поэтессы
Квартира была просторная, но к приему гостей на постой она не была приспособлена. Римма Федоровна разложила матрас прямо на полу в кабинете, и мы улеглись спать.
Наутро хозяйка аккуратно постучалась к нам и пригласила на завтрак. На кухне уже шкворчала яичница на сковороде. Римма Федоровна радушно начала нас потчевать. Я был несказанно удивлен. Сколько простоты было в этом человеке, сколько мудрости, сколько шарма, сколько доброты. Она настойчиво угощала и постоянно что-то рассказывала. То о своей непростой судьбе, то о сыне, то о творческих планах. С любовью вспоминала Абхазию, моих родителей, наш народ. Мы гостили у нее дней пять-шесть. Днем мы уезжали к дочке, а вечером приезжали назад.
За эти дни ни разу мы не усомнились в ее искренности. Ни разу она не показала, что мы ее стесняем, что создаем дискомфорт. Напротив, она каждый раз как-то смущаясь нас провожала, как бы сетуя на то, что нам приходится ездить туда-сюда. Даже настаивала на том, чтобы мы и ребенка привезли к ней. И всегда встречала с распростертыми объятиями, как самая родная женщина. Пришло время мне возвращаться в Абхазию. Она была категорически против, понимая, что еду на войну и что это очень опасно.
Вот такой бесконечно искренней и доброй она осталась в моей памяти. И если я когда-то задумывался, читая литературу, что же это такое - широкая русская душа, то ответы на все вопросы оказались в этой великой женщине и гениальной поэтессе. Красивая, обаятельная, крымского разлива Римма Казакова. Мы в семье всегда с теплом и уважением вспоминаем о ней. И когда разнеслась печальная весть, что Римма Федоровна скончалась, мы искренне переживали. Именно так, как когда теряют близкого человека. Светлая память Вам - Римма Федоровна! Спасибо за все!
