Sputnik
"Довелось мне переживать с Юрием Николаевичем и разные "пиковые" ситуации, но я никогда не видел его в паническом состоянии. Он постоянно был настроен на благополучный исход, не давал развиться ни страху, ни отчаянию. Словно раз и навсегда заложил код в свою психику — не переступать тот порог, за которым эмоциями ничего не изменишь, а бойца в себе можешь ослабить. Так было в начале войны, когда его жена и сын оказались за "линией фронта", проходившей в первые два дня по реке Беслетка. Недели две от них не было известий, мы понимали, что сами они не могут пройти через город, друзья ищут верный вариант. Казалось бы, такая неопределенность может парализовать любого, но Юрий Николаевич не позволял себе отчаиваться и после очередного звонка садился за работу. В конце концов все обошлось, друзья помогли Свете с сыном затеряться в массе беженцев, желающих покинуть оккупированный Сухум", — писал о своем друге физик, краевед Николай Бондарев.
Без брони
С молодости Юрию Воронову было свойственно постоянное ожидание насильственной смерти, и он этого не боялся, отмечал в своих воспоминаниях его друг протоиерей Александр Салтыков.
Географ Зураб Адзинба, многие годы друживший с Юрием Вороновым, обратил внимание, что он совершенно не берег себя, и вспомнил случай из послевоенного времени: "Как-то смотрю, идет вечером через площадь, с портфелем.
— Юра, ты один ходишь, не боишься?— говорю ему.
— А что? То, что суждено, случится. Но у меня пистолет есть. Мне выдали, — сказал он, поставил портфель прямо на асфальт на площади и стал в нем искать что-то.
— Это ты так носишь пистолет? Зачем тебе такой пистолет, если тебе нужно поставить чемодан вниз и вытаскивать его оттуда?
— Я же не могу на поясе его носить, как некоторые.
— Юра, береги себя.
— Зурик, таких, как я, всегда отстреливали, — так и сказал он, отчего мне стало не по себе.
— Чего ты дурака валяешь, как ты можешь так говорить?
— Потому что я всегда людям правду в лицо говорю, кто бы они ни были".
Ученый бой
Свои научные взгляды Юрию Воронову приходилось отстаивать в жесткой полемике с грузинскими историками, которые отрицали этническую самобытность абхазов и их автохтонное происхождение на своей территории. Воронов много раз в одиночестве опровергал их антинаучные политизированные утверждения. О таких случаях рассказала его вдова Светлана Воронова:
"Выступления Юры всегда собирали много народа, и он в самой недружелюбной атмосфере в бодром и приподнятом настроении парировал любые нападки, отражал самую суровую критику, приводил неопровержимые аргументы, указывая даже страницы. Я видела, как некие специалисты сверяли по книге достоверность ссылок Юры. Он неизменно побеждал своих противников. Присутствующие довольно потирали руки и ждали следующего "раунда".
В Вани, где проводились раскопки Ванского городища, нас повели в музей. Впереди меня шли приезжие ученые, Отар Лордкипанидзе рассказывал о местном происхождении керамических изделий. Один из гостей тихо указал другому на то, что эта "местная" керамика является типичной греческой. Его спутник попросил не говорить об этом, "пусть сами разбираются". Вот Воронову и приходилось "разбираться" одному с целой группой ученых, преступно понимавших свою роль в науке.
Его нельзя было подкупить ни хорошим приемом, ни лестью, нельзя было запугать. "Ничего не могу поделать, — говорил Юра, — правда не на их стороне". Я пыталась возражать, говорила, что у каждого своя правда. Но Юра убеждал меня, что истина может быть только одна".
С приходом к власти Звиада Гамсахурдия травля Воронова достигла апогея, вспоминает Светлана Владимировна. В грузинских газетах, по телевидению, на радио и в прочих изданиях насаждался образ "лжеученого", "фашиста", "русского оккупанта" Юрия Воронова.
"Стало невозможно выходить на улицу, нас останавливали, оскорбляли, плевали вслед, угрожали по телефону, присылали телеграммы с соболезнованиями по поводу его смерти… Помню, как отреагировал Юра на такую телеграмму: "Редко кому приходится читать телеграммы по поводу своей кончины, это даже интересно!" — и громко, как он умел, рассмеялся. Телеграмма была послана от имени Турчанинова, известного ученого из Ленинграда. Как мы потом узнали, в это же время Турчанинов, старый и больной человек, получил аналогичную телеграмму якобы от имени Воронова", — рассказала она.
Тайны предков
"Прости, Саша, заболтался, то молчу, то рассуждаю. Начинается, действительно, лето. Я должен в этом году семь раз подняться на альпийские луга и спуститься с них — ацангуары — "ограды карликов" — меня зовут с непреодолимой силой — я сумасшедший, помешанный и ничего не могу сделать — обязан донести до публики информацию еще об одном большом событии древности. Поэтому буду "озверевать", бегать и мучиться, мучить других…", — писал в июне 1973 года Юрий Воронов Александру Салтыкову.
Те, кому посчастливилось побывать вместе с ним на цебельдинских раскопках, навсегда сохраняли память об этом, отметил в воспоминаниях о своем друге физик, краевед Николай Бондарев: "Неутомимыми длинными ногами он шествовал по проходам и уступам крепости. При его появлении словно оживали крепостные стены, сложенные из обломков известняка, каменные ядра для метания во врагов, потайные ходы, скрытые резервуары для хранения воды, высокие сторожевые башни и страшные обрывы к реке Кодор. "С этого уступа сбрасывали приговоренных к смерти. В этой купели в виде креста происходило крещение младенцев. А в этом коридоре была отчаянная схватка, закончившаяся пожаром". Вместе все всматривались в поросшие лесом вершины соседних гор и представляли, как к крепостям подавались сигналы тревоги или победы".
Друзья Юрия Николаевича рассказывают о случаях, которые подтверждают его дар видеть "сквозь землю".
"Раз, во время прогулки по Цибилиуму вместе с Львом Копелевым и Раисой Орловой, Юра на вспаханном поле нашел золотую пластинку-талисман с надписью на древнегреческом языке. Уже позже, случайно, во время лекции в Службе безопасности, Юра узнал, что специалисты ее оценили в 40 тысяч долларов. В другой раз, гуляя с детьми, он нашел массивную золотую гривну весом в 70 граммов. Он нередко поражал тем, что мог на любой прогулке вдруг остановиться и сказать, что здесь погребение. И через несколько минут ковыряния земли ножом, подвернувшимся прутиком или щепкой обнаруживались остатки древнего захоронения", — рассказала Светлана Воронова.
Гроза
Юрий Воронов был блестящим полемистом, подчеркивают его современники. Особенно трудно было с ним тем, кто в дискуссиях привык брать не фактами, а напором, отмечает Николай Бондарев.
"У Юрия Николаевича сужались глаза, начинало подрагивать колено, он становился похож на рапириста, прикидывающего момент решающего выпада. И вот он задает вопрос или приводит исторический факт — и все ясно не только присутствующим, но далее самому спорщику", — делится он в своих воспоминаниях.
В связи с этим Бондареву вспомнилась одна из последних его встреч с Вороновым.
"Юрий Николаевич прибыл в Москву в составе абхазской делегации на переговоры с грузинской стороной под патронажем Пастухова из Министерства иностранных дел России. Было заведомо ясно, что результат будет нулевой: грузины требуют включения Абхазии в состав Грузии, а Абхазия только что оружием доказала невозможность этого. И вот поздним вечером звонок в дверь: на пороге Юрий Николаевич, в длиннополом пальто (купленном ему абхазскими коммерсантами специально для переговоров). Обнимаемся. "Ну, чем закончилось?" Юра отвечает: "Пустое дело. Но зато я их срезал. Они настаивают — надо переселять в Абхазию. А я возражаю — почему обязательно всех и сразу? Так в историях войн никогда не было. Одни, чувствуя свою вину, не захотят вернуться; другие, понимая, что мир на этой земле невозможно быстро восстановить, не захотят рисковать. Руководство Абхазии и предлагает поэтапное возвращение беженцев. Представляете, что бы было, если б Шаляпина и Бунина насильно вернули в Россию сразу после гражданской войны? Они что, стали бы лучше петь и писать? На что Пастухов сказал, чтобы я не занимался демагогией и не срывал переговоры".
По мнению Николая Бондарева, Юрий Воронов не мог не стать политиком, защищавшим Абхазию. Это было предопределено его характером, уверен он.
"Как бы и мне хотелось, чтобы он остался жив! Но для этого ему надо было бы стать другим человеком. Юрий Николаевич всей своей жизнью был с самого детства так или иначе связан с политикой. Тут сыграли роль и семейные традиции. У Юрия Николаевича было обостренное чувство настоящего и декоративного, мгновенная и точная реакция на любую фальшь, неправду. Рядом с ним многие чувствовали себя как перед грозой", — отметил он в своих воспоминаниях.
В сентябре 1995 года Юрий Воронов был убит в своей квартире в Сухуме. Нескончаемым потоком жители Абхазии шли, чтобы проститься с ним. Он похоронен у стен Абхазского государственного музея. Его именем названа улица в центре столицы.
"Гибель Воронова, вызвавшая неподдельное всенародное горе, только подтверждает мою догадку о том, что этот человек был не просто одним из нас, ни даже лучшим из нас — он был иной, и народ своим безошибочным чутьем отметил это", — написал о нем после войны Зураб Ачба.
В 1991 году Воронов был избран депутатом Верховного Совета Республики Абхазия. С марта 1992 по декабрь 1993 возглавил комиссию Верховного Совета республики по правам человека и межнациональным отношениям. Во время Отечественной войны народа Абхазии Воронов возглавил информационную борьбу республики, используя каждую возможность донести миру правду о военных событиях. В 1993 году Воронов был назначен заместителем председателя Совета Министров Абхазии, а в 1995 году – вице-премьером.
