"Я здесь хочу умереть": как в Абхазии живут бывшие строители ИнгурГЭС. Часть вторая
"Я здесь хочу умереть": как в Абхазии живут бывшие строители ИнгурГЭС. Часть вторая
Sputnik Абхазия
Sputnik продолжает знакомить вас с жизнью села Гудаахуч Галского района, которое в советское время было развитым поселком, в нем жили строители Ингурской ГЭС. 29.08.2022, Sputnik Абхазия
В советское время в Приморске (старое название села Гудаахуч - ред.) проживали сотни людей – монтажников, рабочих, строителей, гидрологов, машинистов, которых направляли для строительства перепадных ГЭС со всего СССР.После распада Союза Приморск пришел в упадок, началась массовая миграция жителей. Сейчас в селе проживает всего 49 человек, большинство из них пожилые люди, а детей и вовсе нет, молодые семьи уехали в близлежащие села.Асмат Цвижба, SputnikТетя ШураАлександра Усольцева (просит называть себя тетей Шурой) – одна из первых жителей Приморска. В 1964 году из Белгородской области на заработки в поселок отправился ее муж, а через год за ним поехала с двумя детьми и она.Когда тетя Шура приехала в Приморск, это было болото. Рабочие жили в палатках, в одной из палаток был импровизированный магазин. Пару дней женщине с двумя детьми тоже пришлось пожить в походных условиях, а потом семье выделили отдельный вагончик. Такой был только у Усольцевых и главного инженера."Когда меня встречал муж, мы ехали из Сухума, едем по берегу моря, красота, дети кричат – на море купаться будем, а сюда приехали – болото. Муж когда привез меня, говорит, я радио только не могу выключить. Я говорю, какое радио? А он про лягушек. Дети так смеялись. Я ничего не боялась, муж рядом был, я сама молодая была, всего 25 лет", – вспоминает она.Шура без дела не осталась, стала работать помощником машиниста на земснаряде (судно для дноуглубительных работ – ред.), а в 1968 году семье выделили квартиру, где женщина живет по сей день.В годы послевоенной блокады она, как и почти все жители села, осталась без работы. Чтобы прокормить семью, тетя Шура с остальными женщинами возила продавать на границу с Россией мандарины, орехи, фейхоа."Тачку нагружу, пешком 15 километров по песку до Очамчыры, оттуда на электричке. Тачка почти 70 кило. Там продавали и оттуда тащили муку, сахар, макароны. А что было делать, надо было детей кормить же", – говорит совсем худенькая тетя Шура.В годы Отечественной войны женщина осталась в поселке одна. Муж умер, младшая дочь была студенткой в Питере, а старшая уже жила в Эстонии.– Младшая во время войны приехала, говорит, как же ты будешь одна мама. Я ее отправила последним рейсом самолетом, ночью лупила ее по попе, никуда она не хотела ехать, – по попе даю, сама плачу.– Чего ж вы с ней не поехали?– А зачем? Не было у меня как-то такого, чтобы бросить все и уехать. Я всех людей знала, все были как родные, мы жили как одна семья. Люди плакали, когда уезжали. И я здесь хочу умереть, куда мне еще.– Не волнуйтесь, мы вам достойные похороны устроим, с оркестром, – шутит глава села Эмзар, которому действительно приходится устраивать все похороны, ведь многие остались без родных.Тетю Шуру мы "перехватили", когда она собиралась в свой огород. В свои 84 женщина без дела не сидит, говорит, не привыкла. Она выращивает помидоры, огурцы, баклажаны, перец. А еще в огороде есть настоящая русская баня, особый предмет гордости. Огород теть Шуры на замке, потому что "всякие тут ходят".Таисия ПавловнаПо соседству с теть Шурой живет Таисия Павловна. По-моему, это самая эпатажная приморчанка. Рыжеволосая Таисия Павловна спустилась к нам при параде – ярко-розовая блестящая помада, сарафанчик в цветочек, сверкающие сережки, а на шее вместо брелока для ключей герб СССР.Таисия Павловна не местная. Она выросла в Цалке ( город в Грузии - ред.), потом с мужем переехала в Шахты, затем в Ереван. После смерти мужа в 1970 году женщине предложили работу в соседнем с Приморском эфиромасличном совхозе."Потом задумала уехать к родителям, рассчиталась, уехала. Побыла там месяца три, приехала сюда в гости, директор, когда увидел меня, сразу сказал: "Вертайся назад". А я только этого и хотела. Они мне машину дали, я вещи привезла и осталась. Работала на плантации, сажали базилик, герань, розу, эвкалипт. Так и жизнь прошла", – пробежалась она по биографии.У Таисии Павловны очень, как сейчас модно говорить, аутентичный говор, который максимально дополняет ее внешность. Чтобы читатель хоть немного через текст ощутил ее энергетику, все "мягкости" я сохраню.В 90-х, говорит Павловна, разруха и грабежи начались, но ее никто не трогал – нечего было брать.Дочка и внуки Таисии Павловны уже давно живут в Москве, сестры в Америке, Греции и Санкт-Петербурге. Она тоже жила в российской столице некоторое время, но надолго не хватило.– Вот вы здесь одна живете, не страшно вам? В Москву к дочке не хотите?– Нет, я только здесь буду умирать. Поехала я в Москву, пожила два месяца. Ой, на 13-м этаже сиди да телевизор смотри. Бабки сидят там внизу на лавочке – ляй-ляй, сплетничают про своих соседей. Посмотрела-посмотрела и говорю, купи билет, я уезжаю. Я в Абхазии буду умирать, не хочу я у вас тут в Москве умирать. Там умрешь, тебя сожгуть и развеють, а тут хоть в земле похоронють. Там же нету кладбищ, надо за все платить. Друга на друга ложать, не нужны мне там соседи.– А тут даже соседей нет, и сплетничать не с кем.– Ну да, не с кем.– И не скучно вам здесь одной?– Скучно, а что делать? Куда? Дочка и сейчас зовет, не-не, я здесь буду умирать. Спокойно мне здесь, не жалуюсь. Ну, скучно, конечно, ни магазина нет никакого, только телевизор, и на улице вот сидим, подметаем двор, субботник каждую неделю проводим. Там моя сторона, а тут Рузанны.– Таисия Павловна, сериалы смотрите?– Конечно. Сейчас вот Каневского (телепередача "Следствие вели…" с Леонидом Каневским – ред.) смотрела про бандитов, этих всех жуликов. Ой, как топором рубают людей, насилуют, страшно это. Не знаю, здесь жила, я такого не слыхала. Каждый день вспоминаю былой поселок. Таисия Павловна, конечно же, жалуется на низкую абхазскую пенсию и дорогие лекарства. А потом машет на все рукой, берет метлу и совок и зовет нас поснимать, как она будет расчищать свой участок двора.Так близко и так далекоНизкие пенсии – это не все, что смущает сельчан. Им, конечно, хотелось бы лучшей дороги, продуктового магазина, общественного транспорта. За продуктами жителям приходится ездить в Гал. Собственная машина тут на вес золота, тот, у кого она есть, несколько раз в месяц привозит соседям провизию.Со связью, интернетом и светом все в порядке. Но так было не всегда – с 1994 по 1997 год в селе не было света совсем, сгорела тяговая подстанция. Станцию починили, но в 2002-м испортились провода, и еще два года село жило в темноте."Был 1991 или 1992 год – пошел слух, что в котельной мазута осталось на три дня. Я испугался, думал, как мы будем жить без отопления. Глупо, да? Если бы я знал, какие у нас будут потом проблемы. Действительно, мазут закончился через три дня, но ничего страшного, обзавелись печками. И потом восприняли все как должное, не пропали", – говорит Игорь (о нем мы рассказывали в первой части истории – ред.)Но злейший "враг" сельчан –обводной канал ИнгурГЭСа, один из тех, которые приморчане дружно строили. Приморск был одним из немногих мест Галского района с выходом к морю. Сейчас с берега слышен лишь шум волн, а идти до моря разными путями от четырех до семи километров.Дело в том, что после Отечественной войны обводной канал смыл дорогу, унес с собой постройки и жилые дома, всего больше 20 гектаров.Проект, действительно, дорогостоящий. Глава района недавно приезжал с инженерами, ситуацию изучали, но пока думают, как можно без вреда для местных поменять русло.ЭмзарЭмзар "свой" в Приморске с 2005-го. По контракту он служил недалеко от этой местности, а в 2015-м ему предложили должность главы села. С тех пор он и пытается наладить уклад жизни в поселке – сам косит траву, устраивает субботники, организовывает похороны. Рассказывает, что за все время в должности похоронил уже пятерых."Я получаю всего семь тысяч рублей, может, меня кто-то сочтет ненормальным. Я не смотрю на руководство, я сам крестьянин, кормлю этим семью, просто я привык к людям, наверное, они сами себя так хорошо не знают, как я их. Уйти-то иногда хочется, но что-то меня все равно держит, есть зависимость", – признается он.– Как вы думаете, есть смысл вкладываться в село или, может, просто легче перевезти жителей в близлежащие села?– Нет, я считаю, в поселок нужно вкладываться и заселять сюда людей. Я против других мер, нужно просто дать людям работу.Эмзар – ветеран Отечественной войны народа Абхазии, а за пару дней до нашего приезда вернулся из Донецка, где в составе "Пятнашки" участвовал в спецоперации.На Донбасс мужчина отправился за сыном, механиком-водителем БМП. Тот по контракту служил в российской армии. Отцу стало неспокойно, и он решил перевести сына к своим в "Пятнашку".– Если бы сына там не было, вы бы поехали?– Желание было, но никак не получалось, а тут повод был, и я поехал с удовольствием. Я считаю необходимым наше присутствие там для поддержки России. Когда у нас была война, к нам же приезжали люди. Сейчас они оказались в беде, считаю, что мы должны помочь.Солнце никак не собиралось скрываться за брошенные пятиэтажки, становилось невыносимо душно. Спас только холодный арбуз и сваренный Гиви (о нем мы тоже рассказывали в первой части – ред.) персиково-яблочный компот.Гиви зовет нас в гости. Говорит, когда устанете от суеты городской, приезжайте, у меня места предостаточно.По дороге обратно мнения разделились – кто-то готов принять приглашение Гиви с удовольствием, а вот я еще раз убедилась, что об аскетичном образе жизни готова только писать.
Sputnik продолжает знакомить вас с жизнью села Гудаахуч Галского района, которое в советское время было развитым поселком, в нем жили строители Ингурской ГЭС.
В советское время в Приморске (старое название села Гудаахуч - ред.) проживали сотни людей – монтажников, рабочих, строителей, гидрологов, машинистов, которых направляли для строительства перепадных ГЭС со всего СССР.
После распада Союза Приморск пришел в упадок, началась массовая миграция жителей. Сейчас в селе проживает всего 49 человек, большинство из них пожилые люди, а детей и вовсе нет, молодые семьи уехали в близлежащие села.
Асмат Цвижба, Sputnik
Тетя Шура
Александра Усольцева (просит называть себя тетей Шурой) – одна из первых жителей Приморска. В 1964 году из Белгородской области на заработки в поселок отправился ее муж, а через год за ним поехала с двумя детьми и она.
Когда тетя Шура приехала в Приморск, это было болото. Рабочие жили в палатках, в одной из палаток был импровизированный магазин. Пару дней женщине с двумя детьми тоже пришлось пожить в походных условиях, а потом семье выделили отдельный вагончик. Такой был только у Усольцевых и главного инженера.
"Когда меня встречал муж, мы ехали из Сухума, едем по берегу моря, красота, дети кричат – на море купаться будем, а сюда приехали – болото. Муж когда привез меня, говорит, я радио только не могу выключить. Я говорю, какое радио? А он про лягушек. Дети так смеялись. Я ничего не боялась, муж рядом был, я сама молодая была, всего 25 лет", – вспоминает она.
Шура без дела не осталась, стала работать помощником машиниста на земснаряде (судно для дноуглубительных работ – ред.), а в 1968 году семье выделили квартиру, где женщина живет по сей день.
В годы послевоенной блокады она, как и почти все жители села, осталась без работы. Чтобы прокормить семью, тетя Шура с остальными женщинами возила продавать на границу с Россией мандарины, орехи, фейхоа.
"Тачку нагружу, пешком 15 километров по песку до Очамчыры, оттуда на электричке. Тачка почти 70 кило. Там продавали и оттуда тащили муку, сахар, макароны. А что было делать, надо было детей кормить же", – говорит совсем худенькая тетя Шура.
В годы Отечественной войны женщина осталась в поселке одна. Муж умер, младшая дочь была студенткой в Питере, а старшая уже жила в Эстонии.
– Младшая во время войны приехала, говорит, как же ты будешь одна мама. Я ее отправила последним рейсом самолетом, ночью лупила ее по попе, никуда она не хотела ехать, – по попе даю, сама плачу.
– Чего ж вы с ней не поехали?
– А зачем? Не было у меня как-то такого, чтобы бросить все и уехать. Я всех людей знала, все были как родные, мы жили как одна семья. Люди плакали, когда уезжали. И я здесь хочу умереть, куда мне еще.
– Не волнуйтесь, мы вам достойные похороны устроим, с оркестром, – шутит глава села Эмзар, которому действительно приходится устраивать все похороны, ведь многие остались без родных.
Тетю Шуру мы "перехватили", когда она собиралась в свой огород. В свои 84 женщина без дела не сидит, говорит, не привыкла. Она выращивает помидоры, огурцы, баклажаны, перец. А еще в огороде есть настоящая русская баня, особый предмет гордости. Огород теть Шуры на замке, потому что "всякие тут ходят".
По соседству с теть Шурой живет Таисия Павловна. По-моему, это самая эпатажная приморчанка. Рыжеволосая Таисия Павловна спустилась к нам при параде – ярко-розовая блестящая помада, сарафанчик в цветочек, сверкающие сережки, а на шее вместо брелока для ключей герб СССР.
Таисия Павловна не местная. Она выросла в Цалке ( город в Грузии - ред.), потом с мужем переехала в Шахты, затем в Ереван. После смерти мужа в 1970 году женщине предложили работу в соседнем с Приморском эфиромасличном совхозе.
"Потом задумала уехать к родителям, рассчиталась, уехала. Побыла там месяца три, приехала сюда в гости, директор, когда увидел меня, сразу сказал: "Вертайся назад". А я только этого и хотела. Они мне машину дали, я вещи привезла и осталась. Работала на плантации, сажали базилик, герань, розу, эвкалипт. Так и жизнь прошла", – пробежалась она по биографии.
У Таисии Павловны очень, как сейчас модно говорить, аутентичный говор, который максимально дополняет ее внешность. Чтобы читатель хоть немного через текст ощутил ее энергетику, все "мягкости" я сохраню.
В 90-х, говорит Павловна, разруха и грабежи начались, но ее никто не трогал – нечего было брать.
"Страшно было, они (мародеры – ред.)как только появлялись, мы из-за угла из дома смотрим, как они идуть, а мы прятоемся. Они только днем приходили, а вечером боялись, потому что все думали, что там партизаны сидят", – говорит она.
Дочка и внуки Таисии Павловны уже давно живут в Москве, сестры в Америке, Греции и Санкт-Петербурге. Она тоже жила в российской столице некоторое время, но надолго не хватило.
– Вот вы здесь одна живете, не страшно вам? В Москву к дочке не хотите?
– Нет, я только здесь буду умирать. Поехала я в Москву, пожила два месяца. Ой, на 13-м этаже сиди да телевизор смотри. Бабки сидят там внизу на лавочке – ляй-ляй, сплетничают про своих соседей. Посмотрела-посмотрела и говорю, купи билет, я уезжаю. Я в Абхазии буду умирать, не хочу я у вас тут в Москве умирать. Там умрешь, тебя сожгуть и развеють, а тут хоть в земле похоронють. Там же нету кладбищ, надо за все платить. Друга на друга ложать, не нужны мне там соседи.
– А тут даже соседей нет, и сплетничать не с кем.
– Ну да, не с кем.
– И не скучно вам здесь одной?
– Скучно, а что делать? Куда? Дочка и сейчас зовет, не-не, я здесь буду умирать. Спокойно мне здесь, не жалуюсь. Ну, скучно, конечно, ни магазина нет никакого, только телевизор, и на улице вот сидим, подметаем двор, субботник каждую неделю проводим. Там моя сторона, а тут Рузанны.
– Конечно. Сейчас вот Каневского (телепередача "Следствие вели…" с Леонидом Каневским – ред.) смотрела про бандитов, этих всех жуликов. Ой, как топором рубают людей, насилуют, страшно это. Не знаю, здесь жила, я такого не слыхала. Каждый день вспоминаю былой поселок.
Таисия Павловна, конечно же, жалуется на низкую абхазскую пенсию и дорогие лекарства. А потом машет на все рукой, берет метлу и совок и зовет нас поснимать, как она будет расчищать свой участок двора.
Низкие пенсии – это не все, что смущает сельчан. Им, конечно, хотелось бы лучшей дороги, продуктового магазина, общественного транспорта. За продуктами жителям приходится ездить в Гал. Собственная машина тут на вес золота, тот, у кого она есть, несколько раз в месяц привозит соседям провизию.
Со связью, интернетом и светом все в порядке. Но так было не всегда – с 1994 по 1997 год в селе не было света совсем, сгорела тяговая подстанция. Станцию починили, но в 2002-м испортились провода, и еще два года село жило в темноте.
"Был 1991 или 1992 год – пошел слух, что в котельной мазута осталось на три дня. Я испугался, думал, как мы будем жить без отопления. Глупо, да? Если бы я знал, какие у нас будут потом проблемы. Действительно, мазут закончился через три дня, но ничего страшного, обзавелись печками. И потом восприняли все как должное, не пропали", – говорит Игорь (о нем мы рассказывали в первой части истории – ред.)
Но злейший "враг" сельчан –обводной канал ИнгурГЭСа, один из тех, которые приморчане дружно строили. Приморск был одним из немногих мест Галского района с выходом к морю. Сейчас с берега слышен лишь шум волн, а идти до моря разными путями от четырех до семи километров.
Дело в том, что после Отечественной войны обводной канал смыл дорогу, унес с собой постройки и жилые дома, всего больше 20 гектаров.
"Море подошло, но стало дальше, чем раньше. Берег нужно закрыть бетоном, должны над этим работать геологи, гидрологи, гидротехники, и только потом делать. Абхазии, наверное, это не под силу, должен быть спонсор. Раньше люди пешком ходили на море, а сейчас они жалуются, море рядом, а искупаться невозможно", – рассуждает Игорь.
Проект, действительно, дорогостоящий. Глава района недавно приезжал с инженерами, ситуацию изучали, но пока думают, как можно без вреда для местных поменять русло.
Эмзар
Эмзар "свой" в Приморске с 2005-го. По контракту он служил недалеко от этой местности, а в 2015-м ему предложили должность главы села. С тех пор он и пытается наладить уклад жизни в поселке – сам косит траву, устраивает субботники, организовывает похороны. Рассказывает, что за все время в должности похоронил уже пятерых.
"Я получаю всего семь тысяч рублей, может, меня кто-то сочтет ненормальным. Я не смотрю на руководство, я сам крестьянин, кормлю этим семью, просто я привык к людям, наверное, они сами себя так хорошо не знают, как я их. Уйти-то иногда хочется, но что-то меня все равно держит, есть зависимость", – признается он.
– Как вы думаете, есть смысл вкладываться в село или, может, просто легче перевезти жителей в близлежащие села?
– Нет, я считаю, в поселок нужно вкладываться и заселять сюда людей. Я против других мер, нужно просто дать людям работу.
Эмзар – ветеран Отечественной войны народа Абхазии, а за пару дней до нашего приезда вернулся из Донецка, где в составе "Пятнашки" участвовал в спецоперации.
На Донбасс мужчина отправился за сыном, механиком-водителем БМП. Тот по контракту служил в российской армии. Отцу стало неспокойно, и он решил перевести сына к своим в "Пятнашку".
"Там земля горит. Я ездил по Луганской области, Донецкой, по линии фронта. Идет жестокое действие. Сын остался там. Сейчас я не переживаю, знаю, что он со своими и его не оставят", – говорит Эмзар.
– Если бы сына там не было, вы бы поехали?
– Желание было, но никак не получалось, а тут повод был, и я поехал с удовольствием. Я считаю необходимым наше присутствие там для поддержки России. Когда у нас была война, к нам же приезжали люди. Сейчас они оказались в беде, считаю, что мы должны помочь.
Солнце никак не собиралось скрываться за брошенные пятиэтажки, становилось невыносимо душно. Спас только холодный арбуз и сваренный Гиви (о нем мы тоже рассказывали в первой части – ред.) персиково-яблочный компот.
Гиви зовет нас в гости. Говорит, когда устанете от суеты городской, приезжайте, у меня места предостаточно.
По дороге обратно мнения разделились – кто-то готов принять приглашение Гиви с удовольствием, а вот я еще раз убедилась, что об аскетичном образе жизни готова только писать.