Владимир Бегунов, Sputnik
Три человека разных профессий, судеб и возрастов рассказали корреспонденту Sputnik Владимиру Бегунову о том, какой была жизнь в Сирии до войны, из-за чего возник кризис в стране, и как там изменилось общество за последние несколько лет.
Самая культурная арабская страна
По данным Госкомитета по репатриации, сейчас в Абхазии более пятисот переселенцев из Сирии. Мы обратились к председателю Единого духовного управления мусульман Абхазии Салиху Кварацхелия, который дал нам контакты “сирийцев”, говорящих по-русски.
Сидим перед монитором компьютера и смотрим фотографии.
— Вот, это — декорации к “Вишневому саду”, который мы ставили в Дамаске, – говорит художник из Сирии Саир Хаджи Бек, — я семь спектаклей там полностью сделал: костюмы, декорации, свет. А вот это — Гоголь, не знаю, как по-русски эта пьеса называется, когда в город приезжает человек. Все считают, что он большой человек, но это не так…
— "Ревизор".
— Да, "Ревизор".
Саир приехал в Сухум три года назад, работает на абхазском телевидении. В Сирии он получил два высших образования – художник и сценограф. Его преподавателем был художник Георгий Кара-Мурза, сын известного ученого Сергея Кара-Мурзы. Были выставки в Пальмире, в Москве. Саир работал в театре, в кино, делал декорации для оперы. Мы разговариваем о Сирии, какой она была до войны, и о том, что случилось с этой страной. Разговор идет сложно, Саир не очень свободно владеет русским.
— Давайте перейдем на английский, – предлагает он.
— Боюсь, мой английский хуже вашего русского, – улыбаюсь я. Мы продолжаем.
— Понимаете, Сирия была самой культурной арабской страной, – говорит Саир, — в последние годы она вообще стала похожа на европейское государство. У нас открывались театры, начали снимать кино, появилась опера. Нас, художников, приезжали учить французы, русские, испанцы. В Дамаске бары, дискотеки соседствовали с мечетями, и никого это не смущало. Все боятся мусульман. Зачем нас бояться? Надо бояться идиотов, вне зависимости от религии и нации. Вот я перед вами мусульманин, говорю на трех языках, не придерживаюсь всех религиозных правил, могу выпить. Среди моих друзей – сирийцы, армяне, русские, французы, абхазы…
Бог и социализм
Корни Саира кавказские. Отец – убых, мать – из шапсугов. Он потомок махаджиров. Его предки покинули Российскую Империю 110 лет назад. Когда приехал в Абхазию, хотел найти работу в театре, но там не было мест, приняли на телевидение.
— У каждой власти есть ошибки – говорит Саир, – и у Асада их хватало, но революции не начинаются при тирании. Когда совсем нет свободы, не может случиться революция. Они начинаются, когда есть немного свободы, и хочется больше. Сейчас много сирийской оппозиции из-за рубежа вещает на “Би Би Си”, но мы то их всех знаем. Большинство этих людей было у власти, попадались на коррупционных скандалах, сами давили свободу. До войны все было не так. Сирия всегда помогала арабским странам. Мы приняли много беженцев. Молчали, когда люди тысячами приезжали из Ирака и скупали все продукты в магазинах, мы понимали, что у них все плохо.
Решение уехать возникло, по словам Саира, когда общество начало жестко делиться по национальному признаку и все больше и больше из светского стало превращаться в насквозь религиозное.
— Эти парни, помешанные на религии, — говорит Саир, — постоянно кричали о боге. А у нас были демпинговые цены на хлеб. Каждый бедный мог купить необходимые продукты. Религиозные фанатики кричали, что социализм – это плохо. Чем плохо? Вам бог может дать хлеб? А государство могло. Последним было, когда среди нас, художников, начались разговоры, кто какой национальности, религии. Мы думали, что среди художников этого вообще никогда быть не может. Меня стали называть русским. Здесь меня называют сирийцем. Смешно, да?
Политический кризис
Басил Маршан сейчас работает в компании сотовой связи. В 1998 году он, рожденный в Сирии, закончил институт в Нальчике и остался там работать на заводе по производству полупроводников. В конце девяностых вернулся на родину, работал в Министерстве экономики Сирии. В Абхазию приехал четыре года назад. Говорит, что он — потомок махаджиров, и давно хотел перебраться на родину предков, но до признания Россией независимости Абхазии сюда сложно было попасть с сирийским паспортом.
Возвращаться в Сирию Маршан не собирается. Сюда перебралась вся его семья: супруга, родители, сестра с четырьмя детьми, брат.
— В этой войне нет правых, – говорит Басил. — Никто не любит Сирию. У нас возле дома стояли боевики. Вырубили фруктовые деревья на дрова. Как можно рубить персики, абрикосы? А у России и Америки свои интересы. Маленькие государства всегда зависят от больших. Тут уж ничего не поделаешь.
По словам Басила, проблема Сирии была не экономической, а политической.
— Понимаете, Башар Асад менее сильный и харизматичный, чем его отец. Он же и не должен был быть президентом, учился на глазного врача в Англии. Ставка делалась на его старшего брата Басиля. Но тот погиб в автокатастрофе. Сирии нужно было больше демократии. Выборы были только с одним кандидатом, и партия была одна – социалистическая – "Баас". Не понимаю, чего он боялся. Народ к нему хорошо относился, все равно бы выбрали. Разрешил бы участие другим кандидатам, пусть бы они набрали небольшие проценты на выборах. Ни одного сильного конкурента у него все равно не было. А потом грянула революция. Хотя, что это за революция, без цели, без программы?
По словам Басила, он тоже состоял в партии "Баас", беспартийному в те годы в Сирии невозможно было устроиться на работу во властные структуры.
Картошка, молоко и хлеб на доллар
— С экономикой у страны проблем не было, – говорит Басил. – Асад проводил социальные программы. За один доллар в Сирии до войны можно было купить килограмм картошки, два килограмма хлеба и пол-литра молока. Государство сдерживало цены, помогая бедным. Начинали развиваться машиностроение, промышленность.
Басил, так же, как и Саир, говорит о многонациональности Дамаска, соседстве казино, дискотек и мечетей, о том, что Сирия принимала беженцев из других арабских стран, сирийцы отчисляли финансовую помощь иракцам и алжирцам со своих зарплат. Все мои собеседники говорили о предельно низкой преступности в довоенной Сирии, рассказывали, что по ночному Дамаску спокойно могла пройти девушка, не опасаясь за свою честь и жизнь.
— О религиозном фанатизме, я так скажу, – говорит Басил, — люди не делятся на христиан и мусульман, шиитов и сунитов, русских, сирийцев, американцев… Люди делятся на тупых и умных. А вот тупых можно разделить по вере, национальности и натравить друг на друга. Коран и Библия – книги, в которых можно найти все, что угодно. Если ты садишься читать их с ненавистью, желанием убивать, ты там это найдешь. Если ты хочешь разобраться в себе, понять, как устроен мир, и в тебе живет любовь, то будешь читать совершенно иначе. Все зависит от читающего.
Коммунальные теракты
Мухаммад Али работает в Торгово-промышленной палате Абхазии. Он специалист по работе с торгово-промышленными палатами арабских стран. В Абхазии живет уже три года. В Сирии был сотрудником компании сотовой связи. Мухаммад тоже потомок махаджиров, по происхождению – адыгеец, жена – абхазка. Для него война началась внезапно. По его словам, он никогда не думал, что то, что происходило в Ливии, Йемене, Ираке может переброситься в Сирию. Хотя в последние годы в стране случались теракты, сепаратисты часто подрывали городские коммуникации, и жители долго сидели без электричества и воды, никто не думал, что начнется полноценная война. Он говорит, что мечтает вернуться домой и верит, что скоро там все закончится.
— Войну можно было бы закончить прямо сейчас, — говорит Мухаммад, — если бы были закрыты для боевиков каналы из тех стран, которые их поддерживают: Иордании, Саудовской Аравии, Турции. Эти страны поставляют им оружие и предоставляют базы для отдыха и подкрепления.
Недавно жена Мухаммада, Сузан, с дочерью Илин ездила в Сирию на месяц получать для ребенка сирийский паспорт. Илин родилась здесь, и так как Сирия не признает Абхазию, получить в Сухуме сирийский паспорт невозможно, нужно вернуться в Сирию и прожить там хотя бы месяц.
Квартира накануне войны
Мухаммад также говорил о высоком уровне жизни Сирии по сравнению с другими арабскими странами. В последние годы перед войной там активно начали развиваться ипотечные и кредитные программы, появилась возможность покупки квартиры в ипотеку, машины в кредит.
Мухаммад, по его словам, каждый год с семьей ездил отдыхать в Латакию – сирийский курорт на Средиземном море. Говорил Мухаммад и об уважении к нынешнему президенту Башару Асаду.
— Я два раза его видел вживую. У нас самый демократичный президент из всех арабских стран. Он учился в Лондоне на доктора, у него европейские манеры. В другой арабской стране такое невозможно, когда ты заходишь в ресторан, а за соседним столиком президент сидит, ужинает.
Незадолго перед отъездом Мухаммад купил в ипотеку квартиру, покупал мебель, занимался обстановкой.
— Жена мне говорила, что неспокойно, – говорит Мухаммад. – Убеждала, что начнется война, а мы квартиру покупали. Я ей отвечал: мы не Ирак и не Ливия. Не может быть у нас войны!
Все наши собеседники признавались, что в Абхазии им уютно. Абхазы понимают приехавших из Сирии, потому что знают, что такое война. Кто-то решил остаться, кого-то тянет вернуться, хотя возвращаться придется уже в совсем другую страну.
