История абхазского народа уходит вглубь тысячелетий. "Абхазы – ровесники сотворения мира", гласит абхазская пословица. За тысячелетия своего существования абхазский народ прошел долгий исторический путь. Путь завоеваний, борьбы за свое существование. За эти долгие годы абхазы выработали свои моральный кодекс, который применяли в народной дипломатии.
Не так давно многие споры разрешались с помощью третьей силы. Конфликтующие стороны приходили к святому месту - Аныха, где давали клятву в невиновности, подкрепляя клятву жертвоприношением.
Конфликтующие стороны представали перед народным судом ("адоура" или "адзбара" — абх.), где после беседы приносили у священной кузни "ахрыцкьага акура" ("оправдательную клятву" —абх.). Такие клятвы произносились у священных мест: Лдзаа-ных, Лых-ных, Инал-куба, Аублаа-рныха, Аныпс-ныха Дыдрыпш, Иашыр-ныха, Киач-ныха, Айлыр-ныха, Лашкендар-ныха.
Со слов Бирама Тхазоу и Сейта Жвания, по старинной легенде в Илорской церкви висели золотые весы правосудия. Под этими весами тяжущиеся стороны становились и усердно молили илорскую икону, чтобы она склонила чашу весов над головой праведного. Помня об этом, абхазы не решались на плохие дела: на земле царили мир и согласие.
Как отмечал английский журналист Эдмунд Спенсер, побывавший в Абхазии в 1830 году, "ни возраст, ни ранг, ни богатство не имеют какого-либо значения в выборе старейшины; сила, добродетель и дар красноречия – единственное необходимое". Далее он сообщает, что при разборе какого-либо дела, мусульмане – абхазы, присягая, клали пулю на Коран, а христиане-абхазы "клали пули после принесения клятвенного обещания перед священником к Евангелию и кресту". Бывали случаи, когда абхазы приносили клятву перед священными деревьями, где в дупле был высечен образ Божьей Матери.
Как писала итальянская путешественница Карла Серена во второй половине XIX века, "здесь местом собрания всего населения служила поляна… На этой поляне местные жители собираются для обсуждения повседневных дел и мелких личных вопросов. Как интересно в таких случаях видеть эти пестрые группы, толпящиеся вокруг старшины, который со своей величественной головой, покрытой белым, причудливо закрученным башлыком, крупным плащом с длинными ворсинками, наброшенными на плечи и сверкая оружием на поясе, напоминает древнего вождя, окруженного своим народом".
При этом присутствовать на народных сходах должны были все мужчины. Об этом говорится в абхазкой пословице: "Аизарахь изымнеиуаз апсуа хаҵа, ихҭырҧеи илабашьеи наишьҭыр акәын" – "Если абхаз не мог присутствовать на собрании, он должен был послать туда свою алабащу (посох) и башлык". И что самое интересное, перед народным судом мог оказаться любой. "Никакие сословные преимущества и никакие родственные отношения не могли служить препятствием в подобных случаях", — отмечали очевидцы. Анхаю (крестьянин — абх.) мог подать в суд на своего князя, ахашәала, агыруа (зависимые — абх.) – на своего владетеля.
Однако в обычной жизни видные по богатству или родовым связям люди, в основном, были уважаемы. Конечно, сословное происхождение играло немаловажную роль в абхазском обществе, однако одним из главных были личные достоинства.
Как-то владетель Абхазии Келешбей Чачба был приглашен на суд. Но посредники конфликтующих сторон решили спор не в пользу Келешбея. И, "не нарушая обычаи страны", владетель Абхазии должен был согласиться с этим решением. Но бывали случаи, когда князья Абхазии не могли разрешить дело. И тогда обращались к древнейшему роду Ауыбла.
Однажды разгорелась вражда между двумя абхазскими кланами, дело чуть ли не дошло до кровопролития. По абхазским традициям, произошло народное собрание. Однако примирить стороны не удалось. Тогда пригласили двух абхазов, которые на тот момент отсутствовали. Они были глубоко уважаемыми в народе. Перед авторитетом этих людей не могли устоять присутствовавшие. Один из них начал рассматривать дело. Он не читал и не писал, но отлично знал обычаи своего народа, был прекрасным оратором.
После его выступления представитель пострадавшей стороны произнес ответную речь, она также была прекрасна. Он сказал: "Я говорю так, как подобает чести нашего рода. Поверьте, если бы к нам обратились великие князья и даже сам Ауыбла, ни старейшины рода, ни молодежь не согласились бы на примирение. Но что нам делать, сюда прибыли люди, которым невозможно не оказать достойный почет, пред их авторитетом мы склоняем головы. Честь нашего рода – это ваша честь, и поручаем ее вам. Я знаю, что вы все совершите по достоинству". И таких примеров, когда побеждали здравый смысл и вековая мудрость, много.
Народных судей, либо ораторов у абхазов называли "аҟаза" – "мастер" или "ажәаҟаза" (мастер слова — абх.). Сложнейшие вопросы решались неделями. Никто не расходился до тех пор, пока "мастера", не находили истину и не предотвращали кровопролитие, а между врагами не устанавливался мир. Очень поучительна абхазская пословица: "Научись судить себя и только потом иди на суд". Однако те, кто преступал священные традиции, изгонялись из страны и получали имя "амахагя".
"Аламыс — превыше смерти", – говорили абхазы.
В Абхазии XVIII — XIX веков не было тюрем, так как сила веры и преклонения перед святыми местами была велика. Третейские судьи были искусны в ораторстве. О в них в народе говорили "они словом заставят вскипеть котел с холодной водой". Однако, в случае разногласий между сторонами и при упорстве обвиняемого, суд мог привести к присяге в кузнице, а в особых случаях - в Илорском храме или на священной горе Дыдрыпш.
Истории известны и другие методы примирения кровников. Когда речь шла о случайном убийстве прибегали, к обряду, который назывался "анышәынҭра асасра" (гостевание у могилы — абх.)
Этот обычай интересно описывает известный абхазский историк Шалва Инал-ипа: "Все родственники убийцы вместе с ним, одетые в глубокий траур (после предварительных переговоров, но иногда и без них) во главе с почтенными старейшинами приходили на могилу убитого, ведя с собою быка в траурной материи со свечами на рогах. Старики трижды обходили могилу. Остальные, преклонив колени, застывали перед ней. Убийца заходил внутрь ограды и, обнимая могилу, ложился лицом к изголовью, или же, преклонив колени, стоял со своими близкими. После этого потерпевшие шли навстречу и между бывшими врагами устанавливался прочный мир".
Был и еще один интересный обычай примирения сторон, который упоминает Инал-ипа — когда бывших врагов связывали узами молочного братства (ашьаҧсахәҧҳа — абх). При примирении народные судьи обращались к обеим сторонам со следующими словами: "Присуждаем вам то же, что и присудили бы себе, если бы оказались в вашем положении! Внемлите закону народной мудрости, слово народа справедливо, оно врачует любую рану! Сильнее нет силы, чем материнское молоко: пуля не пробьет и одной капли его! Примите воспитание и примиритесь! И мы, весь народ, будем благодарны. Да сгинет отныне вражда между вами".
Своими воспоминаниями поделилась внучка старейшины Купалба Джгуната, проживавшего в селе Джирхва еще в 50-е годы прошлого столетия.
"Дед был очень уважаемым в селе, помню как сегодня. Будучи 13-летней девочкой, я была свидетельницей его участия в различного рода сходах. Встречи проводились в сельсовете, там же и разбирались споры. Ни один вопрос не решался без моего деда. Бывало такое, что дед решал конфликт между враждующими сторонами, дабы не допустить их до Аныха", — рассказывает Пуца Сабуа, внучка Джгуната .
В Абхазии существовали и свои ораторские школы. Ученики обучались ораторству у наиболее искусных мастеров слова. Произнося свою речь оратор никогда не повторялся, через каждые 20-30 слов обязательно вставлял мудрые изречения, пословицы. Вся жизнь абхаза, начиная с раннего детства была связана с искусством речи.
Слово для абхаза всегда имело большую силу. Людей которые в совершенстве владели словом называли "ацқьа" или "аҧсыцқьа", что значило "чистый" и "святой". О таких людях говорили: "Они общаются с Пророками".
Любой конфликт, любой спор возможно разрешить, если придерживаться народных традиций, адатов передававшихся из поколения в поколения. Победить можно там где присутствует здравый смысл, вековая народная мудрость.
