Николай Силаев, кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Центра проблем Кавказа и региональной безопасности МГИМО МИД России.
Всего через полгода после завершения боевых действий в Южной Осетии министр иностранных дел России Сергей Лавров и госсекретарь США Хиллари Клинтон нажали символическую "кнопку перезагрузки" российско-американских отношений. В течение двух лет после этого отношения двух стран были если не блестящими то, по нынешним временам, вполне удовлетворительными. США внесли некоторые коррективы в свои планы по размещению систем противоракетной обороны в Европе. Были начаты и успешно завершены переговоры по новому договору о стратегических наступательных вооружениях. Две страны сотрудничали по американскому военному транзиту в Афганистан.
Тема расширения НАТО в постсоветском пространстве не поднималась, тем более на Украине антирусски настроенный Виктор Ющенко проиграл президентские выборы умеренному Виктору Януковичу, объявившему об отказе от вступления в НАТО – одной из навязчивых идей его "оранжевых" предшественников.
Россия воздержалась при голосовании в Совете Безопасности ООН по введению бесполетной зоны в Ливии. Это оказалось ошибкой, стоившей гибели еще одной относительно благополучной ближневосточной стране, но позволило на полгода оттянуть новое обострение отношений с Вашингтоном.
Россия и Запад на несколько лет изолировали резкие разногласия по Грузии от общего контекста их отношений. Москва даже могла увидеть в этом определенную, осторожную и не высказанную вслух готовность ее западных партнеров признать некоторые их ошибки. В течение приблизительно года после августовской войны грузинского лидера Михаила Саакашвили, эту войну развязавшего, не принимали в западных столицах. Довольно долго действовало фактическое эмбарго на поставку вооружений в Грузию. Сотрудничество Грузии с НАТО хотя не было заморожено, но не получало активного развития.
Владимир Шаманов: моя оценка пятидневной войны – "блестяще">>
Из сегодняшнего дня "перезагрузка" кажется случайным эпизодом. Уже к концу 2012 года ничем не спровоцированное давление на Россию со стороны Запада возобновилось. Ко времени проведения Олимпиады в Сочи риторика американской прессы по поводу России оставила позади все, что позволяли себе перед 2008 годом чиновники администрации Джорджа Буша-младшего. Украинский кризис окончательно повернул "перезагрузку" вспять. Война августа 2008 оказалась забытым уроком. Сейчас он повторяется – в гораздо более крупном масштабе.
Политика неопределенностей
К августу 2008 года Грузия уже несколько лет вела политику теснейшего сближения с Западом. Цель вступления в НАТО была поставлена. Бухарестский саммит альянса в апреле 2008 г. обещал Грузии и Украине членство в организации, пусть и в неопределенном будущем. Это было компромиссом между США, настаивавшими на немедленном предоставлении обеим странам плана действий по членству в альянсе, и Францией и Германией, выступавшими против.
Решение лишь умножало неопределенности, которые и без того накопились вокруг Грузии. С одной стороны, она могла считать себя неформальным союзником США и НАТО, расценивать решение бухарестского саммита как фактические гарантии безопасности. С другой стороны, никаких юридических гарантий Тбилиси не получил.
С одной стороны, западные дипломаты неоднократно повторяли, что выступают за мирное урегулирование разногласий Грузии с Абхазией и Южной Осетией. С другой стороны, всем в альянсе, включая, например, Польшу, было понятно, что гарантии безопасности со стороны НАТО нужны были Грузии для того, чтобы либо вернуть силовым путем Абхазию и Южную Осетию, либо, как минимум, резко усилить свои переговорные позиции для вытеснения из двух республик российских миротворцев.
С одной стороны, есть свидетельства, что западные дипломаты, в том числе госсекретарь Кондолиза Райс, предостерегали Михаила Саакашвили от использования силы для возвращения двух бывших автономий Грузинской ССР. С другой стороны, никто из западных друзей Грузии не повторял свои предостережения вслух, когда грузинские высокопоставленные чиновники публично рассуждали о намеченном в Южной Осетии блицкриге, или когда грузинские телеканалы транслировали вполне откровенную пропаганду войны против двух непризнанных республик.
Все это создавало атмосферу неопределенности. Сдержанная реакция России на прежние волны расширения НАТО (последняя прошла в 2004 году и включила бывшие советские республики Прибалтики), последовательное игнорирование Вашингтоном всех озабоченностей Москвы убеждали грузинское руководство в том, что цель близка и достижима.
И в США, и в европейских столицах волна "цветных революций" на постсоветском пространстве вызывала эйфорию: рассуждения о новой глобальной волне демократизации, ожидания от прихода к власти "нового поколения политиков", якобы способных разрешить конфликты, которые не разрешило старое поколение. Осторожность Москвы по отношению к перспективе "разморозки" этих конфликтов расценивалась как старомодность и попытки "цепляться за прошлое".
Курс Саакашвили, который пытался перевести грузино-абхазский и грузино-осетинский конфликты в русло грузино-российского, а затем представить в этом конфликте Грузию как авангард Запада, находил если не одобрение, то вполне нейтральное отношение на Западе.
Война – точнее, реакция России на атаку грузинской армии на Южную Осетию и российских миротворцев – оказалась шоком. И не случайно, что американская дипломатия отреагировала на события в Южной Осетии далеко не мгновенно. Довольно быстро для Запада стали ясны два обстоятельства. Во-первых, Россия была готова на любые шаги, чтобы защитить своих граждан в Южной Осетии и принудить Грузию к миру. Во-вторых, никаких допустимых способов противодействовать ей у Запада не было. Есть авторитетные свидетельства, что в Вашингтоне обсуждались варианты вооруженного противодействия России, и они были отвергнуты: войны с ядерной державой Соединенные Штаты предпочли избежать.
Оказалось, что политика расширения НАТО основывалась на довольно хрупком фундаменте. Она исходила из неявного предположения, что на постсоветском пространстве имеется вакуум силы, который просто нужно заполнить. Щедро раздавая неформальные гарантии безопасности своим клиентам, Запад оказался не в состоянии эти гарантии обеспечить.
Это чем-то напоминало глобальный финансовый кризис, который в полной мере дал себя почувствовать спустя пару месяцев после войны: слишком много необеспеченных кредитов. Политика расширения была едва ли не вся основана на блефе и "мягкой силе", как докризисный рост был основан на вере в высший разум финансовых богов с Уолл-стрит.
Реакция Запада на войну в целом исчерпывалась "мягкой силой". США отправили в Грузию военные корабли с гуманитарным грузом. Западные медиа пустили в эфир крайне одностороннюю версию событий. Американские дипломаты заговорили об "изоляции" России, которой, конечно, в действительности не наблюдалось: в первые дни после войны в Москве побывали главы ключевых стран ЕС и турецкий лидер; благожелательный нейтралитет Китая был очевиден.
Дипломатическое давление не удержало Россию от признания независимости Абхазии и Южной Осетии. Впрочем, иных вариантов после того, как Грузия отвергла международное обсуждение статуса двух республик, у Москвы и не было. Зато это давление в очередной раз убедило Россию в том, что доверять Западу невозможно и даже рассчитывать на понимание с его стороны затруднительно.
Похоже, временная послевоенная изоляция Саакашвили (но одного Саакашвили – Грузию утешили огромными по меркам ее экономики финансовыми вливаниями) была связана именно с этим. По сути, он попытался на деле проверить, чего стоили неформальные западные гарантии безопасности, и тем самым подорвал сам курс на расширение НАТО.
Ограниченная нормализация
"Перезагрузка" была основана на "согласии не соглашаться", готовности оставить в стороне противоречия и двигаться по тем направлениям двусторонней повестки, где договоренности были возможны. По умолчанию предполагалось, что положительная обратная связь однажды приведет к положительным сдвигам в тех областях, где поначалу достичь согласия было невозможно.
Подход выглядел логичным, однако он предполагал, что Россия и Запад не обращаются именно к тем темам, которые в наибольшей степени угрожают их отношениям.
Запад категорически отвергал любые предложения по обсуждению системы безопасности в Европе, хотя именно эта система в августе 2008 года дала очевидный сбой. Россия по-прежнему была озабочена перспективой расширения НАТО, а Запад не собирался снимать неопределенности по этому вопросу.
Хроника августовской войны 2008 года>>
Де-факто расширение было остановлено, но на этот счет не было сделано никаких заявлений, не говоря об обязывающих международных документах, которые могли бы фундаментально устранить состояние военной тревоги на постсоветском пространстве. На российские предложения обсудить вопросы безопасности на пространстве бывшего СССР следовало универсальное возражение по поводу "свободы союзов" и "недопустимости сделок за спиной независимых государств".
Неопределенность в политике безопасности Запад пытался компенсировать все той же "мягкой силой". С одной стороны, утверждение медийного нарратива о "виновности России" в августовской войне должно было сделать ничтожным сам довод Москвы о том, что система европейской безопасности несовершенна и должна стать более прочной и инклюзивной. Если, согласно этому нарративу, от которого никто на Западе не отказывался, несмотря на "перезагрузку", Россия ответственна за августовскую войну, то тогда вся проблема безопасности сводится к "российской угрозе", а от этой угрозы Европу защищает НАТО. Сотрудничество между Грузией и Североатлантическим альянсом было сравнительно быстро восстановлено. В частности, были возобновлены совместные военные учения: несмотря на возражения Москвы, ее ставили перед "доавгустовской" повесткой.
С другой стороны, поменялась форма того процесса, который в России расценивали как экспансию Запада на постсоветском пространстве. Основной акцент был перенесен на мягкие формы такой экспансии в виде распространения влияния Европейского Союза.
Программа "Восточного партнерства" не имела отношение к вопросам безопасности. Однако она была разработана и принята в качестве политического ответа ЕС на августовский кризис и предполагала установление в восточно-европейской части СНГ и в Закавказье порядка, максимально совместимого с европейским и максимально комфортного для Брюсселя. Уже существовавшие в этих регионах интеграционные связи и многосторонние договоренности не принимались в расчет.
Трудно судить о том, насколько западные лидеры отдавали себе отчет в том, что политика экономической, политической, культурной экспансии ЕС при отсутствии какой бы то ни было договоренности между Россией и Западом по вопросам безопасности вызвала в России не меньшую обеспокоенность, чем расширение НАТО. По сути, она трактовалась как та же попытка исключить Россию из европейской системы безопасности, только отложенная.
В самом деле, есть ли принципиальная разница в том, утвердится ли сначала на пространстве СНГ НАТО, или перед этим Европейский Союз, бросив свои немалые ресурсы на эту цель, добьется максимального экономического и культурного дистанцирования соседних стран от России?
По многим признакам, и в США, и среди стран "новой Европы" расширение НАТО и ЕС воспринимали как единый процесс и элементы единой политической стратегии.
Кроме того, история отношений с ЕС по вопросам постсоветского пространства не была обнадеживающей. При поддержке ЕС к власти на Украине пришла "оранжевая" коалиция, ориентированная на противостояние с Россией. Это ЕС оказывал давление на одного из немногих постсоветских союзников России – Белоруссию, причем по тем же лозунгом утверждения демократии, который продвигали и Соединенные Штаты в рамках расширения НАТО.
Политика Европейского Союза в отношении постсоветского пространства и России в определяющей степени формировалась выходцами из восточно-европейских стран с их своеобразной традицией суждений о России – как правило, резко враждебных и исполненных подозрений в ее отношении.
Напомним, что все это происходило на фоне категорического отказа Запада обсуждать вопросы безопасности, которые, собственно, и волновали Россию – нет причин удивляться, что "перезагрузка" в итоге провалилась.
Грузия и "новое сдерживание"
В отношении войны августа 2008-го, как и в отношении расширения НАТО на Восток, позиция Запада никогда не была в полной мере солидарной. В противном случае Грузия и Украина уже стали бы членами альянса – с непредсказуемыми последствиями для мира на континенте.
Действительно, позиция Германии, Франции, Италии, которые с большим скепсисом смотрели и смотрят на предоставление Тбилиси и Киеву гарантий безопасности со стороны НАТО, на протяжении последних полутора десятков лет удерживала конфронтацию между Россией и Западом в определенных рамках.
Солидарность Запада была, если так можно сказать, негативной. Не имея общей стратегии безопасности для постсоветского пространства, он сохранял единство в том, чтобы не допустить содержательных переговоров по вопросам безопасности с Россией. Такой солидарности оказалось достаточно, чтобы долго накапливающиеся противоречия и недоговоренности вылились в острый и затяжной украинский кризис.
Запад не извлек урока из 2008 года, точнее, этот урок понимается лишь как императив "наказания России". События 2014 года отодвинули в неопределенное будущее любые сколь-нибудь содержательные и доверительные переговоры между Россией и Западом об инклюзивной европейской системе безопасности.
На фоне украинского кризиса частичная нормализация отношений между Россией и Грузией оказалась неоднозначным фактором. Пока лидером Грузии оставался Михаил Саакашвили, в принципе неспособный наладить отношения с Москвой, Запад избегал наращивать активность НАТО в Грузии: ситуация была слишком непредсказуемой. Однако после того, как новые власти в Тбилиси добились потепления с Россией, в глазах Запада военное сотрудничество с Грузией стало менее рискованным.
Грузия за последние годы продвинулась в своем сотрудничестве с НАТО гораздо дальше, чем это ей удавалось, когда президентом был Саакашвили. По сути, она стала элементом той политики сдерживания, которую блок принял по отношению к России, начиная с 2014 года. С 2015 года ежегодно в Грузии проходят военные учения Noble Partner, совместные с США. В рамках учений в Грузию перебрасываются американские военнослужащие и – чего не было до 2015 года– боевая техника. Ежегодные учения Agile Spirit, ранее грузино-американские, перешли под эгиду НАТО и стали многонациональными. Активизация учений и расширение состава их участников стали результатом решений Уэльского саммита НАТО. Грузия присоединилась к Силам быстрого реагирования НАТО. Хотя участие в этих Силах имеет символические масштабы (к участию в них сертифицирована одна рота грузинских ВС, 130 военнослужащих), политически оно значимо. Силы быстрого реагирования применяются по решению Североатлантического совета, другими словами, грузинские военнослужащие, участвующие в Силах, фактически переходят под командование НАТО.
Россия не оставляет все эти военные приготовления без реакции. Сохраняя сдержанную дипломатическую риторику в отношении Грузии, она усиливает свое военное присутствие в Закавказье. Российская военная база в Южной Осетии прошла перевооружение. В республике проводятся учения, которые по своим масштабам значительно превосходят те, которые проводят в Грузии США и НАТО. В учениях участвуют до 4 тыс. военнослужащих и 1 тыс. единиц техники; программа последних учений включала в себя марш с отражением атаки авиации условного противника. В Грузии беспокоятся, что Россия разместила в Абхазии комплексы С-300 (Россия заявляла об этом еще в 2010 году), по-видимому, опасаясь, что это позволит ей контролировать грузинское воздушное пространство; бурное обсуждение в Тбилиси вызывает и оснащение российской военной базы в Гюмри (Армения).
Маневры на Южном Кавказе моделируют ситуацию августа 2008 года>>
Линия бывших административных границ Абхазской АССР и Юго-Осетинской АО стала линией непосредственного соприкосновения военных машин НАТО и его клиента, Грузии, и России и ее союзников – Абхазии и Южной Осетии.
При этом вопросы безопасности – за исключением узкой темы безопасности в бывших зонах конфликтов в Абхазии и Южной Осетии – вынесены за скобки российско-грузинской нормализации. Они попросту не обсуждаются, как их не обсуждал Запад с Россией в годы "перезагрузки".
Политика умолчаний воспроизводится год за годом во все более опасной международной среде.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции.
