Почему он выбрал для постановки эту пьесу и чего ожидать зрителям, Антон Киселюс рассказал на Радио Sputnik.
Sputnik, Владимир Бегунов
— Антон, расскажите, как добрались?
— Я приехал неделю назад, несмотря на катаклизм. В Абхазии я уже в третий раз, но сейчас поразило то, что такое обыденное в других регионах явление, как снег зимой, парализовало все и привело чуть ли не к чрезвычайной ситуации. К тому же Сухум – город, в который ведет всего одна дорога. Для меня все это необычно и интересно.
Радиоинтервью с Антоном Киселюсом слушайте здесь>>
— Так как абхазские зрители с вами пока не знакомы, расскажите, как давно вы работаете в Русском театре Эстонии, что вы ставили в Таллинне?
— С этим театром я связан восемь лет. Учился в студии при театре у Артема Гареева (режиссер Артем Гареев в 2015 году был признан лучшим театральным режиссером Эстонии – ред.). Работал там как актер, звукорежиссер, потом поехал учиться в Москву. Вот сейчас вернулся в Таллин и поставил спектакль по пьесе шведского классика Августа Стриндберга "Фрекен Жюли". Там, так же, как и в "Пяти вечерах", женская тематика. У Стриндберга это очень жесткая драма, можно сказать трагедия, мы же постарались сделать ее легче и интересней для зрителей. Мне кажется, получился очень хороший спектакль.
— Как произошло, что вас пригласили в Абхазию?
— Это какое-то чудесное стечение обстоятельств. Когда я учился на последнем курсе театрального института, у нас сменился ректор. Он хороший приятель нового директора Русского театра Абхазии Ираклия Хинтба. Они между собой, видимо, договорились, мне дали номер телефона Ираклия со словами: "В Сухуме хороший театр, они бы хотели, чтобы вы у них поставили пьесу". Я сказал, что мне это интересно, и сразу позвонил.
После одного из приездов в Сухум я рассказал об этом кинооператору и журналисту Николаю Алхазову, с которым мы год участвовали в общем проекте. И выяснилось, что Николай отсюда родом. Так что мой приезд – это какое-то правильное стечение обстоятельств, случайности не случайны.
— Принято, что молодые режиссеры берут либо совсем уж классику — Гоголя, Чехова, либо что-то современное, а здесь советская драматургия. Почему "Пять вечеров", вы сами выбирали пьесу?
— Да, это мой выбор. Не знаю, что берут молодые режиссеры, это большой вопрос, с чего начинать свой профессиональный путь. Для меня Володин – очень важная драматургия, я заболел этим автором лет десять назад. Мне близко его мироощущение, когда ты что-то делаешь и по-другому не можешь, но тебе за все стыдно. Сейчас этого очень не хватает. Теперь время уверенных в себе, твердолобых людей. Когда ты видишь чуткого, тонкого человека, он сразу выделяется из общей массы. Кстати, в коллективе здешнего театра я увидел именно таких людей, возможно, это тоже сыграло при выборе пьесы.
Кроме того "Пять вечеров" – это спектакль о счастливой встрече. Мы не знаем, что будет дальше, но хотим верить, что все будет хорошо. Драматург заканчивает словами: "Лишь бы не было войны!" Это очень важно, все будет хорошо или плохо, или как-то, но лишь бы не было войны. Как говорил сам Володин, счастье – это надежда на встречу с любимыми людьми. Это сегодня очень важно, важно везде, и, мне кажется, особенно здесь, в Абхазии.
— Вы как-то осовременили пьесу?
— Нет. Это не древняя и забытая эпоха, а пятидесятые годы, которые многие люди еще помнят. Моя задача, как режиссера, поставить так, как задумал автор, чтобы зритель увидел пересечение между тем временем и сегодняшним, чтобы он сказал: "Тогда жизнь была такой же, а значит, и сейчас есть выход!" В пьесе есть вещи, которые всегда будут современными, их надо выразить. В этом сила театра!
— "Пять вечеров" у большинства зрителей ассоциируются не с самой пьесой, а с блестящим фильмов Никиты Михалкова. Как вы избавляетесь от киноинтерпретации этого произведения и избавляетесь ли?
— Никита Михалков с Александром Володиным выстроили свой мир. У них были свои мотивы именно так подать, у меня свои. Я не то чтобы по-другому вижу эту пьесу, я ее иначе чувствую. Сейчас и время другое, и мы другие. Что-то совпадет с фильмом, что-то нет. Невозможно скопировать чужой спектакль, а фильм на сцене – тем белее. Но если пересечется, и при этом будет работать по-другому, это только в плюс. Моя задача – захватить зрителя, чтобы он забыл и о фильме, и о других спектаклях.
— Декорации к "Пяти вечерам" готовит главный художник РУСДРАМа Виталий Кацба. Как они придумываются, вы даете четкие указания или доверяете чутью художника?
— Мы работаем вместе, это плотно переплетенные нити. В некоторых моментах я полностью доверяюсь ему. Спектакль рождается не в день премьеры, а когда режиссер встречает художника. Мы вышли на площадку и вместе стали придумывать сценографию.
Виталий Кацба – художник, он обличает замысел в материальную форму. Я управляю взаимоотношениями между людьми в созданном им пространстве. Рано или поздно настанет момент в репетициях, когда художник будет что-то подсказывать по перемещению, расположению, по мизансценам внутри моего процесса. Он говорит: так будет хорошо, я ему верю. Ребенок не рождается с участием одного человека, в этом участвуют двое.
— Какие у вас впечатления об Абхазии?
— Это очень открытая страна, начиная границей и заканчивая мелочами. Здесь очень открытые люди. Я понимаю, что каких-то минусов не вижу, но по сравнению с Москвой, с Европой тут очень тепло и светло в человеческих отношениях, это ценно. У Абхазии есть своя самобытность, при этом существует контраст между разрушенными зданиями и дорогими отелями. Но это не мрачный контраст. К примеру, я был в маленьком шахтерском городке в Эстонии Кохтла-Ярве, там злой контраст, возникает ощущение разрухи, здесь – нет.
Меня радует, что здесь есть море. В Москве я встречал людей, которые никогда не видели моря, для меня это нонсенс. Ну, а сам Русский театр – это семья. Такая сплоченность, такой энтузиазм сейчас редко встречаются. В этом театре есть жизнь, есть развитие.
