Sputnik, Амра Амичба.
"Добро пожаловать! Бзиала шәаабеит!" — на русском и абхазском языке приветствовал у ворот дома репатриант из Сирии 74-летний Мунир Куджба.
Как потом выяснилось, восемнадцатилетним юношей Мунир из маленького сирийского села Момсиа поехал учиться в Брно в Чехословакии, позже в Санкт-Петербург, поэтому хорошо знает русский язык, в отличие от абхазского языка.
"Мне было 14 лет, когда умерла моя бабушка Мамырхан Лейба. Она меня научила абхазскому языку, с ней только и разговаривал на нем. А после ее смерти мои знания больше не обновлялись. Знаю только то, что помню с юности. Моего словарного запаса недостаточно, чтобы выразить все то, что я хочу", — признался он.
В Сухуме супруги Куджба снимают дом. В 2012 году вместе с ними приехал и сын с семьей, но через некоторое время уехал, так как не смог устроиться на работу.
По словам Мунира Куджба, владение русским языком помогло адаптироваться в Абхазии и найти работу, в отличие от других сирийских репатриантов, которые не знают ни абхазского, ни русского языка.
"Им трудно, им скучно и нечем занять себя, нигде не работают, не обучаются. Мой друг в Сирии был переводчиком при посольстве, превосходно владеет английским языком, но второй язык – арабский. Где ему работать? Вот он каждое утро в хорошую погоду прогуливается по набережной, потом сидит на Брехаловке, кофе пьет, в домино играет. Если бы знали язык, репатрианты могли бы и в театр пойти, телевизор посмотреть", — замечает он.
Около года у Мунира и его супруги был небольшой ресторан, где готовили восточные блюда, но дохода он им не принес, посетителей было мало, поэтому закрылись.
"Человек должен работать. После освобождения Абхазии люди должны были работать 24 часа, чтобы смогли отстроить новое государство, которое родилось после войны. Я был здесь в 1993 году, столько времени прошло и ничего не изменилось. Уже с момента победы надо было начинать строить, а не отдыхать и почивать на лаврах победителей. Отдыхали так долго, что прошло 24 года. Какая-то стратегия должна быть в наших головах. Все это не получилось до сих пор. Когда будем начинать строить Абхазию как надо?— задался вопросом Мунир Куджба. – Нет времени у нас. Время бежит быстро, и надо догонять остальных".
Впервые историческую родину Мунир Куджба посетил как турист с однодневной экскурсией на Рицу в 1973 году.
"Я с друзьями отдыхал на Красной поляне. И, конечно, я знал историю места, что раньше там жили черкесы, адыги и убыхи, которые покинули Родину после русско-турецкой войны. Мы видели там камни разрушенных строений, которые показывали, что там когда-то давно стояли дома", — вспоминает Куджба.
Он отмечает, что именно на Рице впервые услышал абхазскую речь на пристани, где между собой переговаривались двое мужчин.
"Я немного же знал абхазский, начал с ними разговаривать. Один из них был водителем прогулочного катера. Когда узнал, что я абхаз из далекой Сирии, покатал задаром, вместо положенного одного круга, сделал даже два по озеру. А потом заказал в ресторане большой праздничный стол для нас. Экскурсионный автобус уже должен отъезжать, а он не хотел нас отпускать. Пригласил и всех туристов из автобуса. Так он был рад видеть меня", — вспоминает репатриант.
Мунир Куджба замечает, что как и все соотечественники в Сирии о своей исторической родине знал с самого рождения, и стремление вернуться на родину было.
"Всегда обсуждали, как можно к своим землям вернуться. Собирались в адыгском обществе, потом даже создали абхазское общество отдельно. В то время в Сирии все было хорошо, страна развивалась и процветала, люди стали лучше жить. Так сложилось, что у абхазов и адыгов, когда все хорошо, всегда что-то происходит и им приходится срываться с места и начинать все с нуля. В 1967 году из-за войны на Голанских высотах, которые оккупировали израильтяне, абхазам второй раз после махаджирства пришлось срываться с места, там они в основном жили. И вот новая война в Сирии, и в третий раз покидаем местожительство", — рассказывает он.
Супруга не разделяла рвения Мунира, но, когда началась война, члены семьи все же заговорили о переезде.
"Я виду не подал, что рад такому решению, потому что хотел, чтобы это был их выбор, без давления с моей стороны, — сказал Мунир Куджба. — Я сам чувствую, что здесь мое место. Только Абхазия, никогда не думаю уезжать обратно в Сирию, даже на короткое время. Если не должен обязательно по какому-то поводу поехать, не поеду".
Парадоксальным, но реальным фактом Мунир Куджба назвал недостаток общения именно с абхазами в Абхазии.
"Здесь поблизости мало абхазов живет, может, поэтому. Есть один сосед, но он не показал какого-то желания наладить общение. Кто хочет, пусть приходят, рады гостям всегда. А когда мы придем, не обязательно же стол накрывать. Чашки кофе достаточно. Главное — общение. Большего не надо, — подчеркнул он. – А с родственниками, которые здесь живут, тоже время от времени встречаемся, на каких-то мероприятиях только".
По мнению Мунира, когда вернувшиеся на родину репатрианты знают абхазский язык, местные лучше идут на контакт.
"Больше чувствуют, что ты абхаз, который приехал из пятого поколения махаджиров. Когда знаешь абхазский, тебя больше уважают, — считает репатриант из Сирии. – Некоторые даже говорят, почему не знаете языка. Ну, так получилось, наши старшие не научили, что теперь говорить".
