Политик и археолог с большим именем: 27 лет без Юрия Воронова

В Абхазии вспоминают выдающегося ученого-кавказоведа, одного из лидеров национально-освободительного движения абхазского народа, действительного члена Русского географического общества, награжденного посмертно высшей государственной наградой Абхазии "Ахьдз-Апша" I степени, Юрия Воронова.

Юрий Воронов родился 8 мая 1941 года в абхазском селе Цабал в семье потомственных русских дворян. Учился в цебельдинской школе, окончил сухумскую среднюю школу №3. Высшее образование по специальности "египтология" получил в 1965 году в Ленинградском государственном университете.

Кроме того, Юрий Воронов был старшим научным сотрудником Абхазского института истории, языка и литературы, ведущим научным сотрудником отдела археологии Абхазского института гуманитарных исследований Академии наук Абхазии.

"Для меня 11 сентября 1995 года - очень тяжелая дата. Конечно же, приятнее, когда отмечаем день его рождения 8 мая, к сожалению так случилось. Я благодарна, что в эти две даты каждый год около могилы Юрия Николаевича всегда много людей, почтить его память обязательно приходят учителя и ученики третьей средней школы, которая носит его имя, всегда очень внимательные педагоги, дирекция и ученики. Приходят ученые Абхазского института гуманитарных исследований, из Абхазского государственного университета и обязательно бывают члены правительства, наше руководство", - сказала в интервью вдова ученого Светлана Воронова.

То, что в Абхазии не забывают Юрия Воронова – очень приятно, говорит она. После гибели ученого многое было сделано для сохранения его исследовательского наследия, в том числе издано было издано пять томов исторических трудов.

"Всего должно быть издано семь томов, но, думаю, что мы не уместимся в семь и придется составлять восьмой и девятый том. Есть еще неизданные его работы, такие как "Горы у моря" - это такой большой путеводитель, еще такая работа как "Аргонавты сходят на берег", она в принципе уже готова к изданию, но пока нет финансов на это. Уже готов шестой том, скоро, наверное, будем его издавать", - поделилась Воронова.

Кроме того, вдова ученого собирает статьи Юрия Воронова, которые были изданы в таких престижных журналах как "Советская археология", "Советская этнография" и так далее. Эти статьи войдут в отдельную книгу, рассказала Воронова.

"Белую книгу Абхазии" он хотел обязательно издать, потому, что она о свидетельствах преступлений которые были совершены во время нашей войны теми, кто к нам вторгся. Он хотел издать книгу как можно быстрее, к 14 августа 1993 года, когда еще шла война и не был известен итог, хоть Юрий Николаевич и был уверен в Победе. Книга вышла к 14 августа, она пользовалась большой популярностью, Владислав Григорьевич Ардзинба неизменно дарил ее всем гостям, которые приезжали сюда", - отметила вдова ученого.

После войны постепенно интерес к книге стал теряться, однако в ней собраны исторические факты, которые будут представлять ценность во все времена, говорит Воронова.

"Мне кажется, что это сейчас было бы тоже очень актуально, если поднять эту книгу, так как, то что пишется сейчас – это одно. Но то, что было написано тогда - ценно, потому, что еще шла война, были собраны факты, тогда ничего нельзя было придумать. Материалы тех лет очень важны, они были собраны по горячим следам", - отмечает она.

Когда началась Отечественная война народа Абхазии, Юрий Воронов стал уделять больше внимания политическим событиям, подчеркнула Светлана.

"Он говорил, что скоро мы должны будем уже уйти от этого. Каждый будет заниматься своим делом, и он вернется в науку, а дальше заниматься политикой другие люди. Юрий Николаевич фактически возглавил информационную борьбу за Абхазию. Владислав Григорьевич писал, что борьба шла повсюду, даже в оккупированном Сухуме, где важно было не только выжить, но и сохранить честь и достоинство граждан Абхазии. Воронову было поручено после войны восстановление науки, культуры, просвещения, в начале у него было и здравоохранение и много чего еще. Потом потихоньку он сам от многого отказывался, потому, что все успевать невозможно было", - сказала она.

Вместе с сохранением научного наследия ученого, есть проблемы, которые надо решать, говорит Воронова.

"Например, существует научно-культурный центр Юрия Николаевича Воронова при университете. Было сделано много полезного, проводились совместные мероприятия с университетом, АбИГИ, Россотрудничеством, Минпросвещения и самостоятельно мы проводили мероприятия. Этот центр возглавляю я, но в последнее время мы не можем это делать в виду того, что помещение, которое выделено, совершенно пришло в негодность. И вот некому нам помочь, если этого не будет, то не будет никакой работы, он фактически перестанет существовать", - отметила вдова ученого.

Еще одной проблемой она назвала то, что "Ясочка", музей Воронова в Цабале разрушается и его необходимо сохранить.

"Скорее всего, восстановить дом уже невозможно, но хотя бы не рушить то, что сохранилось. К сожалению, там все разрушается, просто варварские моменты какие-то происходят, стекла все разбитые – в общем полный упадок. Мне кажется, что это некрасиво, хотя бы для памяти Юрия Николаевича, не надо ничего строить, но не надо разрушать то что уже было совершенно до основания. Вот это мне очень обидно, больно и неприятно", - сказала она.

Вспоминая своего друга физик, краевед Николай Бондарев писал в своих воспоминаниях, что Юрий Воронов был человеком, не знавшим что такое страх или паника.

"Довелось мне переживать с Юрием Николаевичем и разные "пиковые" ситуации, но я никогда не видел его в паническом состоянии. Он постоянно был настроен на благополучный исход, не давал развиться ни страху, ни отчаянию. Словно раз и навсегда заложил код в свою психику — не переступать тот порог, за которым эмоциями ничего не изменишь, а бойца в себе можешь ослабить", - пишет Бондарев.

Он приводит случай из жизни Воронова, когда это умение держать себя в руках проявилось особенно ярко.

"Так было в начале войны, когда его жена и сын оказались за "линией фронта", проходившей в первые два дня по реке Беслетка. Недели две от них не было известий, мы понимали, что сами они не могут пройти через город, друзья ищут верный вариант. Казалось бы, такая неопределенность может парализовать любого, но Юрий Николаевич не позволял себе отчаиваться и после очередного звонка садился за работу. В конце концов все обошлось, друзья помогли Свете с сыном затеряться в массе беженцев, желающих покинуть оккупированный Сухум", — писал о своем друге Бондарев.

С молодости Юрию Воронову было свойственно постоянное ожидание насильственной смерти, и он этого не боялся, отмечал в своих воспоминаниях его друг, протоиерей Александр Салтыков.

Географ Зураб Адзинба, многие годы друживший с Юрием Вороновым, обратил внимание, что он совершенно не берег себя, и вспомнил случай из послевоенного времени:

"Как-то смотрю, идет вечером через площадь с портфелем.

— Юра, ты один ходишь, не боишься? — говорю ему.

— А что? То, что суждено, случится. Но у меня пистолет есть. Мне выдали, — сказал он, поставил портфель прямо на асфальт на площади и стал в нем искать что-то.

— Это ты так носишь пистолет? Зачем тебе такой пистолет, если тебе нужно поставить чемодан вниз и вытаскивать его оттуда?

— Я же не могу на поясе его носить, как некоторые.

— Юра, береги себя.

— Зурик, таких, как я, всегда отстреливали, — так и сказал он, отчего мне стало не по себе.

— Чего ты дурака валяешь, как ты можешь так говорить?

— Потому что я всегда людям правду в лицо говорю, кто бы они ни были".

Свои научные взгляды Юрию Воронову приходилось отстаивать в жесткой полемике с грузинскими историками, которые отрицали этническую самобытность абхазов и их автохтонное происхождение на своей территории. Воронов много раз в одиночестве опровергал их антинаучные политизированные утверждения. О таких случаях рассказала его вдова Светлана Воронова:

"Выступления Юры всегда собирали много народа, и он в самой недружелюбной атмосфере в бодром и приподнятом настроении парировал любые нападки, отражал самую суровую критику, приводил неопровержимые аргументы, указывая даже страницы. Я видела, как некие специалисты сверяли по книге достоверность ссылок Юры. Он неизменно побеждал своих противников. Присутствующие довольно потирали руки и ждали следующего "раунда".

В Вани, где проводились раскопки Ванского городища, нас повели в музей. Впереди меня шли приезжие ученые, Отар Лордкипанидзе рассказывал о местном происхождении керамических изделий. Один из гостей тихо указал другому на то, что эта "местная" керамика является типичной греческой. Его спутник попросил не говорить об этом, "пусть сами разбираются". Вот Воронову и приходилось "разбираться" одному с целой группой ученых, преступно понимавших свою роль в науке.

С приходом к власти Звиада Гамсахурдия травля Воронова достигла апогея, вспоминает Светлана Владимировна. В грузинских газетах, по телевидению, на радио и в прочих изданиях насаждался образ "лжеученого", "фашиста", "русского оккупанта" Юрия Воронова.

"Стало невозможно выходить на улицу, нас останавливали, оскорбляли, плевали вслед, угрожали по телефону, присылали телеграммы с соболезнованиями по поводу его смерти… Помню, как отреагировал Юра на такую телеграмму: "Редко кому приходится читать телеграммы по поводу своей кончины, это даже интересно!" — и громко, как он умел, рассмеялся. Телеграмма была послана от имени Турчанинова, известного ученого из Ленинграда. Как мы потом узнали, в это же время Турчанинов, старый и больной человек, получил аналогичную телеграмму якобы от имени Воронова", — рассказала она.

"Прости, Саша, заболтался, то молчу, то рассуждаю. Начинается, действительно, лето. Я должен в этом году семь раз подняться на альпийские луга и спуститься с них — ацангуары — "ограды карликов" — меня зовут с непреодолимой силой — я сумасшедший, помешанный и ничего не могу сделать — обязан донести до публики информацию еще об одном большом событии древности. Поэтому буду "озверевать", бегать и мучиться, мучить других…", — писал в июне 1973 года Юрий Воронов Александру Салтыкову.

Те, кому посчастливилось побывать вместе с ним на цебельдинских раскопках, навсегда сохраняли память об этом, отметил в воспоминаниях о своем друге физик, краевед Николай Бондарев:

"Неутомимыми длинными ногами он шествовал по проходам и уступам крепости. При его появлении словно оживали крепостные стены, сложенные из обломков известняка, каменные ядра для метания во врагов, потайные ходы, скрытые резервуары для хранения воды, высокие сторожевые башни и страшные обрывы к реке Кодор. "С этого уступа сбрасывали приговоренных к смерти. В этой купели в виде креста происходило крещение младенцев. А в этом коридоре была отчаянная схватка, закончившаяся пожаром". Вместе все всматривались в поросшие лесом вершины соседних гор и представляли, как к крепостям подавались сигналы тревоги или победы".

Юрий Воронов был блестящим полемистом, подчеркивают его современники. Особенно трудно было с ним тем, кто в дискуссиях привык брать не фактами, а напором, отмечает Николай Бондарев.

В связи с этим Бондареву вспомнилась одна из последних его встреч с Вороновым: "Юрий Николаевич прибыл в Москву в составе абхазской делегации на переговоры с грузинской стороной под патронажем Пастухова из Министерства иностранных дел России. Было заведомо ясно, что результат будет нулевой: грузины требуют включения Абхазии в состав Грузии, а Абхазия только что оружием доказала невозможность этого. И вот поздним вечером звонок в дверь: на пороге Юрий Николаевич, в длиннополом пальто (купленном ему абхазскими коммерсантами специально для переговоров). Обнимаемся. "Ну, чем закончилось?" — Юра отвечает: "Пустое дело. Но зато я их срезал. Они настаивают — надо переселять в Абхазию. А я возражаю — почему обязательно всех и сразу? Так в историях войн никогда не было. Одни, чувствуя свою вину, не захотят вернуться; другие, понимая, что мир на этой земле невозможно быстро восстановить, не захотят рисковать. Руководство Абхазии и предлагает поэтапное возвращение беженцев. Представляете, что бы было, если б Шаляпина и Бунина насильно вернули в Россию сразу после гражданской войны? Они что, стали бы лучше петь и писать? На что Пастухов сказал, чтобы я не занимался демагогией и не срывал переговоры".

По мнению Николая Бондарева, Юрий Воронов не мог не стать политиком, защищавшим Абхазию. Это было предопределено его характером, уверен он.

"Как бы и мне хотелось, чтобы он остался жив! Но для этого ему надо было бы стать другим человеком. Юрий Николаевич всей своей жизнью был с самого детства так или иначе связан с политикой. Тут сыграли роль и семейные традиции. У Юрия Николаевича было обостренное чувство настоящего и декоративного, мгновенная и точная реакция на любую фальшь, неправду. Рядом с ним многие чувствовали себя как перед грозой", — отметил он в своих воспоминаниях.

В сентябре 1995 года Юрий Воронов был убит в своей квартире в Сухуме. Нескончаемым потоком жители Абхазии шли, чтобы проститься с ним. Он похоронен у стен Абхазского государственного музея. Его именем названа улица в центре столицы.

"Гибель Воронова, вызвавшая неподдельное всенародное горе, только подтверждает мою догадку о том, что этот человек был не просто одним из нас, ни даже лучшим из нас — он был иной, и народ своим безошибочным чутьем отметил это", — написал о нем после войны Зураб Ачба.

В 1991 году он был избран депутатом Верховного Совета Республики Абхазия. С марта 1992 по декабрь 1993 возглавил комиссию Верховного Совета республики по правам человека и межнациональным отношениям. Во время Отечественной войны народа Абхазии Воронов возглавил информационную борьбу республики, используя каждую возможность донести миру правду о военных событиях. В 1993 году Воронов был назначен заместителем председателя Совета Министров Абхазии, а в 1995 году – вице-премьером.